Фомиченко, исполнительный и недалекий. Делегировал право думать другим, послав туда же любую ответственность. Сказали – сделал. Сделал – забыл. Красота! Дадут наган – пойдет ставить к стенке неугодных. Вручат связку гранат – крикнет «Ура!» и бросится под танк. Для любых целей годится. Универсальный человек!
Конечно, никакие они не вурдалаки. Здесь все, – неплохие люди. В другое время были бы героями. А сейчас… так, поле с жиденькими цветами. Невзрачными, но не ядовитыми. А посередине, черной дырой: смертоносный борщевик, отравляющий округу своими фитонцидами.
Как он смог здесь прорасти? Почему его не задавили в зародыше? Дали впитать живые соки, позволили разрастись до гигантских размеров. Ведь здесь полиция, а не логово Минотавра! Как он умудрился тут завестись?
И что же я? Как все, цветочек полевой?
Пустой взгляд стажера жестко сфокусировался на мигающем светодиоде.
Бросивший курить курильщик, анонимный расхититель материалов, незадачливый освободитель, – все это умерло в нем. Засохло и прилипло к стулу, когда он встал с пониманием, что действительно может и должен сделать.
Макаров нащупал сбоку кобуру и двинулся к выходу. Прошел мимо зеркала, взглянул и отправился дальше. А отражение… как положено, последовало за ним. Как иначе? Теперь он был равен самому себе. Был цельным и, наконец-то, настоящим. И никакие тени с отраженьями не вправе от него отставать.
Он стал человеком, вспомнившим прописные истины, известные каждому с детства, но забытые во взрослой жизни. Что Василиса Прекрасная – добро, а Кощей Бессмертный – зло. И ничего среднего между ними нет и быть не может.
Что зло коварно и вероломно, а добро прекрасно и беззащитно. И нуждается в Иване Царевиче, его крепкой руке и остром мече. И пока он готов прийти на помощь, злу не удастся победить.
Так было и будет всегда. Теперь его очередь. Иван Царевич – он. Без коня, с кобурой вместо ножен, в серой, полицейской форме вместо кольчуги. Но, тот же самый. И добро, все то же. Оно в беде и нуждается в его оружии. В его пистолете Макарова.
Да, Макаров решил застрелить Федора Романыча. Решил, решился, – не важно. Теперь все неважно: чего хочет оппозиция, какое будущее ждет его и всех остальных…
Прямо здесь и сейчас поселился страшный, черный паук и нет никакого будущего, пока он тут.
Дверь налево выводила из дежурной части. Проход направо – в коридор с камерами для задержанных. Почти классическая развилка, только без дороги прямо.
Подобно добру молодцу, стажер остановился на распутье: слева был его долг, справа ничего не было. Но, именно туда его сейчас потянуло. Сырые камеры желали с ним говорить. Повинуясь их зову, Макаров прошел в коридор.
Уже скоро, одна из них станет его домом. И еще множество таких же, мрачных, с шагреневой штукатуркой на стенах. Но сейчас, их голос был о другом. Они благословляли его. Хотели поделиться черной, но праведной решимостью. Передать ему ужас и боль своих обитателей, превратив их в силу и железную волю. Крикнуть ему вслед: «С богом!», а когда уйдет, облегченно выдохнуть: «Совершилось».
И выйдя из их мрака, он уже не остановится. Не оглядываясь пойдет и сделает то, что должен сделать.
Едва различимая тень придвинулась к прутьям обезьянника.
– Лейтенант! Подойди. – негромко позвал Василий Иванович.
– В сортир вывести? – рассеянно спросил Макаров.
– Не делай этого.
– Что не делать?
– Того, что задумал. Не делай.
Лейтенант отвлекся от своих мыслей. Каким-то образом, человек в клетке заговорил им в такт. Получилось необычно, но продолжать разговор в подобном духе он не собирался. Однако и уходить не спешил.
– Он не сам. Зло – не он.
– Тогда кто? – неожиданно для себя спросил стажер.
– Кто… Он тебе не по зубам. Не впускай его. Этого будет довольно.
Теперь точно получалось, – они говорят об одном и том же.
Макаров внимательно посмотрел на Василия Ивановича. Он уже слышал о нем. Слышал, как дежурный орал на полицейских, доставивших его в отдел. Был в курсе его истории, диагноза и уверен: Водченко придурок и скандалист.
Но сейчас, шизофреник словно видел его изнутри. Человек, которого не должно здесь быть, говорит, чего ему не следует делать. Наваждение какое-то: Если он больной, кто тогда здоровый?
Дав высказаться всем внутри, стажер будто забыл кого-то. И теперь этот кто-то взял слово, пригласив неожиданного спикера.
– Как вы узнали? – спросил Макаров тоном человека, который все понял.
– Я это видел уже. А когда увидишь, потом ни с чем не перепутаешь. Иди к себе. Здесь не твоя вина. За студентом, только, присматривай.