– Пока чалишься, переписку с кем-нибудь замути. Если с фантазией плохо, слова там, нужные, подобрать не можешь, попроси соседей. Это не западло. Бабы на зеков падкие. На воле-то, вон, одни педики да маменькины сынки. А женщину подсознательно к настоящему мужику тянет. Жесткому, такому, что б без сантиментов.
Пиши: по ошибке попал, оговорили, подставили. Спишь и видишь семью, детей и ее, самую лучшую на свете, своей законной женой.
Выйдешь – теплый угол и бабенка под боком. А повезет, еще и посылками завалит, на длительные свидания приезжать будет. Хоть какие-то телесные радости.
Жизненно. Но с учетом возраста обучаемого… До мечты о бабенке под боком он не дорос. Ей богу, пока нет. О другом мысли и чувства в двадцать один год. Жаль, Леня, что ты об этом забыл.
– И еще, запомни: обязательно набегут всякие решалы, мутные типы. Будут обещать условно-досрочно, актировки, помилования, смягчения, – не верь! На деньги разведут, в кредиты вгонят, жилье заставят продать. Последнее выдоят, а ничего не сделают.
Не бывает по твоей статье смягчения. Никогда! Скорее убийцу амнистируют, чем тебя. Пусть, лучше, передачку лишнюю зашлют или администрацию колонии подогреют. На зоне, кого греют, тот и в почете. И у заключенных, и у администрации.
Верю, Леонид, ты это из добрых побуждений. Только что хуже: остаться без денег или потерять надежду? Да, денег надежда не стоит, но она дороже. Лишь две вещи на свете равноценны ей. Как она, не сводимы и не оценимы в материальных благах. Как сэкономить на надежде ты рассказал. Но, вот, как жить без нее, попробуй, научи!
Говорил-говорил бывалый и остановился: Господи, что я несу!
И правда, Леня, что ты несешь! Усади перед собой пятиклассника и растолкуй ему за час азы квантовой физики. Что останется у него в голове? Наверное, что кванты живут в Африке, по соседству с Бармалеем, и чем дальше от них держаться, тем лучше. Вот, то же самое получилось, Леня. Один в один!
– В общем, если совсем будет туго, скажи, что с Чернышом в близких, сидели вместе. Это погоняло мое, Черныш. Нормальные поймут, а от беспредельщиков никакими именами не спасешься. Я тоже замолвлю перед людьми. Как фамилия у тебя?
– Нежданов.
– Держись, Нежданов Антон. Длинная дорога впереди. И на блатную романтику не ведись. Чушь это все. Постарайся остаться человеком.
Странно это напутствие прозвучало именно от него. Как если б черт рогатый заблажил «Отче наш» и осенил крестным знаменем. Но, что сказано, то сказано.
Метаморфоза не изменила отношение Антона к Лене. Отвращение никуда не делось, но… Можно его презирать, ненавидеть, за человека не считать, – невозможно ему не верить.
Как гонец, принесший плохую новость, он подлежал утилизации. Только, от новости уже не отделаться. Теперь она твоя, Антон. Осмысливай, принимай.
Маэстро закончил и, по закону жанра, вскоре за ним пришли.
С операми из соседнего отдела Леонид встретился тепло. Сразу начали кого-то вспоминать, обсуждать. Смех, шутки, сплошной позитив. Только не облобызались. Даже не верилось, что сейчас его потащат за решетку, а не на веселую пьянку.
Настало время немой сцены. Немой на языке, но многословной внутри.
Сколько времени сейчас? Между трех и четырех, наверное. Глухая, темная ночь. Все звуки стихли. Только стартер от ртутной лампы гудит в коридоре. Слышно, как в туалете журчит вода, а больше ничего.
Еще час-полтора и начнет светать. Для всего мира настанет новый день. Но, этот мир больше не захочет знать наркоторговца. И завтра для него не наступит.
Завтрашний день умер. А вместе с ним еще бесчисленное множество дней. Будто поздний октябрь дунул ледяным ветром, и они осыпались за одну ночь.
Завтра не будет ничего. Свидания не будет. А белокурая девочка, самая заветная мечта, словно утратила живые черты. Образ ее померк и выглядел теперь потемневшим ликом на треснувшей доске. Лишь крохотная лампадка памяти станет ее освещать, пока другие, более яркие, но менее приятные воспоминания не задуют свечу окончательно.
Что там завтрашний день… Сама жизнь закончилась. Как-то странно было подводить ее итоги в двадцать один год. Дико! Но именно там, в этих итогах, шокированная психика надеялась найти нечто, опору, которая поможет пережить предстоящее. Что же видел студент за это время?
Рос без отца, с матерью и бабушкой, безумно любившими его. Мать волновалась за него, контролировала, но всегда признавала за ним право на личное пространство. Этим пространством была его комната, его вещи, в которые никто никогда не лез.