– Так Валежников, что, на НИХ работает? – поднял Николай Павлович кверху глаза и постучал себя по плечу двумя пальцами.
– Этого сказать не могу. Может, работает. Может и в штате состоит. А может – понятия не имеет, кто ему покровительствует. Думает, просто, везет по жизни. Там, знаешь, любят в темную разыграть, а лишнего болтать не любят.
– Ну, хорошо. Валежникова трогать нельзя. Это понятно. Но, этот прыщ здесь причем? Думаете, и его выпасают?
– Не знаю. Совпадений много. Я сейчас, на первом этаже, знаешь кого встретил?
– ?
– Михал Михалыча, старшего опера УСБ. Помнишь такого?
– Конечно помню. Он же у нас начинал. Скользкий такой, неприятный. Бывало, пуговичку последнюю на рубашке застегнет и сидит, граждан принимает. И всех на «Вы»: здрасьте, до свиданья, присаживайтесь. Один раз, только, пинка кому-то дал. И то, как-то интеллигентно. А что?
– Стоит, стенд разглядывает. Говорит: в разрешительную пришел. У жены лицензия на ружье заканчивается. Хоть бы поумней чего придумал: У жены на ружье! Нормально, да?
– Может, правда заканчивается?
– Разрешение на ружье? Ну да. Потом поднимаюсь к себе, а здесь какой-то тип трется. Жилистый такой, шея с ногу толщиной, и наушник в одном ухе. Спрашиваю: вы к кому? Говорит, бумагу хочет сдать в канцелярию. Я ему: так проходите! А он: я заходил, сказали ожидать. Набрал Маринке, – клянется, что никто к ней не заходил.
– Так я сейчас документы у него проверю! – вскочил с места Николай Павлович.
– Сядь! Документы… Он тебе паспорт предъявит. Там должность не написана. Не обыскивать же его!
– Может, просто совпало? Ну, пришли. К нам кто только не ходит. Михалыча, я слышал, комиссовали по состоянию здоровья. А этот… Может, так и было. Маринка, она ж пока по телефону поговорит, пока чаю попьет, пока с кадрами посплетничает. А спроси у нее чего, никогда ничего не знает и не помнит.
– Комиссовали, говоришь, Михалыча… Из их управления только на тот свет комиссуют! Легенда это, оперативная. Ладно. Иди сюда. – подозвал Сергей Николаевич майора к окну: Еще кое-что есть.
Сам он очень надеялся, что кое-чего уже нет. Не угадал.
– Смотри, вон там, за забором, черный минивэн стоит. С антенной на крыше.
– Вижу, стоит. Антенну только не вижу.
– Конечно, не видишь. Маленькая такая, антенка. Авторадио на нее не ловится.
– И что?…
– Дежурный пробил номер. Числится за списанным Москвичом!
Несколько секунд Николай Павлович постоял в замешательстве. Потом глаза его округлились:
– Так, вы думаете…
– Дошло, наконец! Пока вы этого гаврика пригружали, вас самих обложили. Читай – и меня, вместе с вами. Сейчас, только, сводку в главк передадим, двери минивэна и откроются!
– О-черт!
– Давай, пулей за материалами и обратно. Где бандяг с герычем?
– У меня, в сейфе.
– Беги скорее, в унитаз его. Несколько раз промой. И кулек туда же. Посмотри, чтобы сверху плавать не остался!
Этот, Федор Романыч, позвони ему. Пусть исчезнет на пару дней. Водки попьет, с бабами покувыркается. В общем, чтобы здесь не отсвечивал. Я ему потом командировку оформлю, задним числом. И вообще, подчисть там.
– Сделаем! – выпалил Старший Анаколий и побежал вниз.
Тем временем, в дежурке находился, по крайней мере, один счастливый человек: участковый, на чьей территории проживал гражданин Копытин. Этот засранец с лошадиной фамилией реально его достал. Ездили к нему по вызовам разные люди, но разгребать в итоге всегда приходилось участковому. Выяснять, кто же на этот раз начал первым, а кто был вторым. Кто нападал, а кто держал оборону, а главное, заканчивалось разбирательство всегда одинаково: милые мирились, на целый день, а то и два, и все разбирательство отправлялось коту под хвост.
Зайдя с утра в отдел и прочитав справку Скорой о телесных повреждениях, участковый испытал подлинный катарсис: наконец-то Копытин станет клиентом следственных органов и его, даст бог, упекут года на два-три. Но, влетевший в дежурку тайфун все ему испортил.
– Кто понятыми у Нежданова были? – с порога начал майор.
– Кто были… Задержанные. – отозвался дежурный.
– Нагоняй из отдела. Всех, без составления. Их день сегодня!
– Копытина нельзя отпускать. Он же глаз жене выбил! Тут тяжкие телесные корячатся… – попытался спасти свою удачу участковый.
– Ничего тут не корячится! Отказной напишешь. Может, она сама себе копытом в глаз заехала. Что смотришь?! Давай, лейтенант, не тупи!