Алёша покраснел, потом побледнел, широко открыл глаза и, несильно бия себя кулаком в грудь, скорбно сказал:
- Товарищ старший майор, ведь я и так от Ефим Пантелеича не отходил. А тут послали на два дня в соседнюю деревню, Лощинино, местному комбеду подсобить. Тут и воспользовался вражина кулацкая, Кулагин Семён. Мы ж его полностью экс… раскулачили, скота столько, у-у-у… Он ночью в окно и выстрелил в товарища председателя. А потом пропал куда-то, сбёг.
- Как ночью? Как в окно? – неподдельно удивился майор.
- Часов в двеннадцать ночи, подкараулил и пальнул из обреза в окно. Прямо в сердце попал. Дочь, Люба, уже ничего не могла сделать.
Их лошади шли шагом, приближаясь к Речному. Лыткин как-то погрузился в себя, иногда посматривая на своего помощника, как будто видел его впервые Потом несильно махнул рукой и спросил:
- А сейчас Семён Кулагин где?
- Я думаю, у родственников где-то прячется, в соседней деревне, в Щегловке. Надо бы, товарищ старший майор, нагрянуть туда ночью.
- Обязательно нагрянем, - согласился Лыткин, переваривая инсайдерскую, не по сценарию, информацию. Затем всё-таки не удержался от лишних вопросов, тихонько спросил снова:
- А что, сценарий изменили что-ли?
- Какой сценарий, товарищ майор? – искренне удивился Алёша.
- Да это я так.., - смутился Лыткин, и тут же, забывшись, поведал собеседнику, - А мы уже, Эдик, окончательно узнали, кто этого босса речновского, Калугина, убил.
- Кулагина, что ли? Ну, да, узнали. Семёна и Люба видела в окно.
Помолчав, Лыткин вдруг спросил:
- А скажи, сержант, кино вам в село возят? Любишь кинематограф?
- Кино все любят. Недавно вот привозили, «Вставайте, мёртвые», про наш Осовиахим. Всё село пришло в клуб.
- А знаешь что такое фильм, как его снимают, показывают?
- Ну, аппарат такой, трещит, светит…
- Кино, Алёша, – начал доходчиво объяснять Лыткин, - это много фотокарточек, картинок на такой прозрачной плёнке. И вот, когда они движутся…
- Приехали, товарищ старший майор, - перебил познавательную лекцию Лыткина сержант, - это дом покойного Ефима Пантелеича, там сейчас одна Люба, его дочь живёт.
Среднего размера бревенчатый добротный дом виднелся среди садовых деревьев за забором с большой калиткой. Приехавшие вошли в неё, прошли по дворовому дощатому настилу и постучались в избу.
* * *
Дверь открыла темноволосая заплаканная девушка в жакете и синем платье в красный цветочек. Это была Люба-Вероника. Молодая женщина выглядела такой жалкой и убитой горем, что майор, в порыве душевной страсти, быстро подошёл к ней и приобнял в порыве сострадания.
- Вероника…
- Я не…
Лыткин опомнился, отлепился от женщины и вернулся к двери. Сержант прошёл в помещение, сел за стол. Посередине комнаты на табуретках стоял красный гроб с лежащим в нём покойным, злодейски убитым кулачьём, председателем Ефимом Пантелеивичем Хижняком, отцом Любы. Лицо покойника было напряжено, губы поджаты, брови нахмурены, на скулах, нет-нет, да и поигрывали желваки. Но Лыткину, не сводившему глаз с Вероники, было не до покойника. У стены стоял стол с выточенными на токарном станке ножками, пара табуреток, металлическая кровать с набалдажниками и толстой периной на ней, стёганым одеялом и несколькими подушками. На стене висел «Табель-календарь на 1934 год» со списком «выходников» внизу листа.
- Кх-кх… Здравствуйте, Люба. – снова обратился старший майор к удивлённой Любе.
- Здравствуйте. – кротко ответила та.
- Я – уполномоченный из области старший майор НКВД Лыткин Влад… Фёдор Николаевич. Алексея вы уже знаете, - майор указал на сержанта. Люба кивнула.
- Мы, конечно, сочувствуем, скорбим вместе с вами. Но, всё-таки расскажите ещё раз, что ты видела, что знаешь о смерти отца?
Люба долгим взглядом посмотрела на него, вздохнула:
- Уже темно было, часов одиннадцать. Отец сидел вот здесь, за столом, сахар колол пестиком. В окно выстрелили, прямо в сердце попали, - Люба уткнулась в полотенце и снова заплакала, - Я прибежала, а от окна Семён Кулагин побежал в огород.
В этот раз, Лыткин, вспомнив сценарий, смело положил ладонь на плечо плачущей дочери председателя: