- А завтра с утра на колхоз, картоху полоть, потом лён драть, - лихо добавила, улыбаясь, новоиспечённая селянка. «Что значит талант!» - подумал её муж.
- Дерут лыко, Любовь Ефимовна, а лён чешут, - заметил Алёша.
- А я могу и лён, и лыко отодрать! – весело подмигнув, ответила Люба-Вероника.
- А в сельсовет нам ко скольки? – спросил Лыткин коллегу.
Алёша отломил хлебную корочку с белым мякишем на ней, домокал этим кусочком остатки щей в тарелке, положил в рот, тщательно прожевал, отправил далее по горлу в пищевод, затем звучно отрыгнул всей утробой, - не очень культурно, но вполне естественно и основательно, - и сказал:
- Хлебушко - калачу дедушка. Благодарствую, хозяева, А в сельсовет сейчас и пойдём, товарищ майор.
- На здоровьице, Алексей батькович, - певуче ответила Люба-Вероника.
- Да, опять чуть не забыл! – вспомнил что-то гроза кулаков, - Товарищ майор, помните, когда первый раз взяли Егора здесь, у вашего дома? У него изъяли вещдоки: папиросы там какие-то сплошные, буржуйские, колбочку с жидкостью и монгольские деньги. Их надо в кулёк завернуть и тоже к делу приобщить.
- Да-да, сейчас, - сказал Лыткин, сходил в зал, вынес изъятое и подал сержанту. Тот ещё раз внимательно рассмотрел каждую вещь. Открыл пачку, понюхал.
- Чудное курево. Пахнет вкусно.
- Они называются «сигареты», Алексей. А это фильтр, чтобы никотин задерживать. Да возьми ты одну, закури, - предложил Лыткин, видя интерес курильщика.
- Ну, разве только одну, - не удержался Алёша, вынул сигарету, полез за спичками.
- А ты, сержант, прикури от зажигалки, - подсказал Лыткин и подвинул её к нему. Алёша взял приборчик, повертел в руках.
- Педальку чёрную нажми.
Вспыхнул огонёк
- Хы… - сержант мотнул головой, прикурил, выпуская дым, поводил пальцем по горлу и груди, - А ничего так, цепляет. Но махра позабористей будет.
Он взял пятидесятирублёвую купюру, рассмотрел с обеих сторон.
- Баба какая-то сидит, дворец. Ошиблись тут с годом: тысяча девятьсот девяносто один. Наверное, двадцать один. Нет, это не монгольские, тут по-русски написано. А, дак это же бандитские деньги! Помню, в гражданскую все, кто не попадя, деньги печатали.
Он завернул вещдоки в газетный кулёк.
- Пойдёмте, товарищ майор. До свидания, Люба.
20, 21
Глава 20. В сельсовете
Лыткин с Алёшей шли по широкой улице имени Клары Цеткин села к зданию сельсовета. Для майора Старое Речное как-будто совершенно обновилось за одну ночь. В своём прошлом оно, конечно, выглядело новее. Над светлыми бревенчатыми избами, преимущественно новой постройки, возвышались высотные сооружения: новая пожарная каланча и огромный, крашеный суриком, бак водонапорной башни. Почти все дома села заимели водопровод.
Через проём улицы Лыткин увидел реку. Её таинственные воды сверкали и переливались под ярким утренним солнцем.
Чекисты прошли сельский магазин, покрытый декором из мелких дощечек, свежеокрашенных в зелёный цвет, миновали малолюдную, но, как ни странно действующую, церковь, ещё немного прошли по улице и вышли на центральную площадь Речного, находившуюся на пересечении двух больших улиц. Лыткин с интересом рассматривал втречных и ходивших по площади людей, их внешность и одежду. В каком-то отношении он ощущал себя вполне туристом, вот только задавать вопросы экскурсоводу было запрещено.
На середине сельского форума стоял отлитый из чугуна, чёрный, с человеческий рост, памятник Ленину. Сама площадь была окружена фасадами общественных зданий большого поселения: одноэтажная деревянная изба-читальня имени Клары Цеткин с небольшой копией роденовского «Мыслителя» перед крыльцом, с большими дверьми и похожая на бывшую конюшню, деревянной школой имени Клары Цеткин с большими окнами классов, больница с кленовой аллеей перед ней, почта и небольшое кирпичное строение милиции.
- А что это у вас так много всяких объектов названо именем Клары Цеткин, - спросил Лыткин, - улица, изба-читальня, школа?
- Умная была женщина, да и звучит по-революционному, - ответил сержант.