- На несколько дней ещё задержусь. Тоже документацию, дела кое-какие доделать необходимо.
- Вот ведь, Фёдор Николаевич, вы тут у нас и судьбу свою нашли. Приехали холостым, а уезжаете с молодой женой, с нашей, речновской!
- Да, здесь, у вас, я нашёл своё счастье, - скупо улыбнулся Лыткин, - Ладно, пойду. Кстати, Мирон Семёнович, давно хотел спросить, а как называется река здешняя?
- А так и называется – Река.
- Не может быть!
- Может, майор, может. Так и называется.
- Хорошо. До свидания
- Покеда, майор.
Лыткин повернулся, сделал было шаг, и споткнулся о присевшего на корточки человека. Это был Мартин Свистов, собиравший с земли рассыпавшийся из мешка картофель. Он быстро и картинно упал на локти, встал, поморщился, потёр плечо:
- Чуть не зашибили, товарищ старший майор!
- А что это ты уселся за самой спиной?
- Да, вот, мешок дыроватый попался, - показал рядовой, масляно улыбнувшись.
- Ну-ну, - произнёс Лыткин, о чём-то подумав, и пошёл со двора.
Глава 22. Первая докладная Глава 23. Вторая докладная Свистова
Глава 22. Первая докладная
Домой, то есть в дом председателя, майор пришёл в пятом часу. По двору ходили, ещё не виданные Лыткиным, рябые куры, разноцветный петух- красавец, в дальнем углу, на подстилке из сена, словно в зоопарке, притулились два больших индюка. Хозяин прошёл в дом, словно на экскурсию в музейное помещение. На поде, в печи, вкусно пах разогретый чугунок. На столе стояла глиняная миска с белой квашеной капустой и мочёными яблоками, тарелка с огуречно-помидорным салатом, лежал каравай свежеиспечёного хлеба и крынка, наполненная чем-то жёлтым. «Похоже на масло», - он поддел палцем золотистую субстанцию и попробовал. Это было невероятно вкусное сливочное масло. «Странно, а говорили, что в тридцатых чуть ли не повальный голод был», - подумал он и посмотрел на зеркало-трюмо перед собой. Перед ним стоял вооружённый майор НКВД без тени юмора лице. Он прошёл в зал, заглянул в спальню, но молодой жены в доме не было.
Лыткин снял фуражку, гимнастёрку, надел найденную в комоде ситцевую рубаху, вышел на крыльцо и присел на ступеньку. Прислушавшись, он услышал звуки льющейся жидкости и тихого женского голоса, доносившихся из дверей бревенчатого хлева. Майор встал, прошёл по двору и вошёл в дверь. Картина, которую он увидел, умилила его. Вероника, сидя на стульчике в длинной юбке и обтягивающей, в мелкий цветочек, деревенской блузе с частыми пуговочками, сноровисто доила корову. Тугая струя молока вспенивала поверхность густо белой жидкости в ведре.
- А, Володя, пришёл, - сказала доярка, - А я сутра печь растопила, кашу с гуляшом сварила, потом масло сделала в маслобойке, у-у-у, вкуснотища. Одну корову в стадо отвела, одну оставила, у неё вымя аж разбухло. Это самое необычное свадебное путешествие в истории человечества. Суперэксклюзивное.
Она взяла ковшик, зачерпнула молока, протянула мужу:
- На-ка, попей, парное, тёплое.
- Как ты быстро освоилась! Как будто родилась и выросла здесь, Вероника. Вот где раздолье для Осипа, для съёмок.
- А что, - сказала жена, - можно и ему, и группе организовать сюда творческую командировку, как думаешь?
- Да я уже думал об этом. Но тут всё сложнее… Дело в том, что, каким-то образом, перемещаться во времени, в эту эпоху, могут, по моим наблюдениям, только люди, имеющие какое-то отношение к этому месту, к этим событиям, в которых сейчас находимся мы с тобой. А какой принцип этих отношений, я ещё не могу уловить.. Ведь другие жители, и из этой эпохи, и из нашего времени, двухтысячных, спокойно купаются в реке, ныряют и хоть бы что, никуда не пропадают, не перемещаются… Мне кажется, никому про реку говорить не надо.
- Да, действительно интересно. Не надо, значит, не надо.
Вечером они сидели на крыльце и любовались насыщенным золотисто- малиновым закатом. Лыткин делился своими общими ощущениями от здешнего места, времени и пространства:
- Здесь я ощущаю себя словно внутри какого-то мифа. Время более медленное, вязкое. И пространство плотнее, более обвалакивающее, что-ли, чем там, в нашем будущем. Ты заметила, что здесь все движения, жесты, мимика, даже эмоции как-то заранее заданы, стереотипны, ограничены по количеству, словно буквы в алфавите. Как будто они заранее чётко расписаны каким-то великим режиссёром. И все очень довольны этим расписанием, с большим удовольствием и сознательно выполняют, играют этот … суперсценарий. При этом враждебно относятся к вольностям проявлений человеческого. Социальная и нравственная жизнь в этом времени гораздо легче, понятнее, согласись Вероника, нежели в нашем свободном устройстве. Типажи устойчивые, предсказуемые, как в народной сказке, само общество дружно решает: он – страдалец за народное счастье, тот – злодей и эксплуататор и так далее. Очень интересная эпоха. Всё разумно, рационально, никакой рефлексии и декаданса. И при этом, удивительно, издают Достоевского, я сам виде на полке в избе «Преступление и наказание». Но есть и скользкие типы, но опять же их видно невооружённым глазом Например, Свистов со своей улыбочкой, всех готов пересажать и ограбить, а вот социализм его почему-то любит, загадка… А воздух здесь более разряженный, вольный, дышится легче. «Где так вольно дышит человек…»