Выражение лица Янь Чжэнмина слегка смягчилось. И пусть это было не слишком красиво, но он быстро дал гостю понять, что ему уже пора.
— Хорошо, премного благодарен, ты можешь идти. Будь осторожен.
Стоявший в дверях Ли Юнь тут же улыбнулся и сказал:
— Сюда, пожалуйста, следуй за мной, все в порядке... Не бойся, наш глава не кусается.
Глава Янь проводил их взглядом. Его лицо было таким, будто в горах вот-вот разразится ливень.2 Затем он медленно повернул голову, готовясь свести с Чэн Цянем счеты.
2 山雨欲来 (shān yǔ yù lái) — надвигается ливень в горах, весь дом пронизан ветром (обр. напряжённая обстановка).
У Чэн Цяня не было настроения гладить его по шерстке, потому он молча уставился на полог кровати.
Такая реакция несколько отличалась от представлений Янь Чжэнмина об «отчаянных муках совести». Он был ошеломлен. Юноша решил на время отложить обвинения и, с минуту поколебавшись, подошел ближе.
— Что-то случилось?
Ни слова не говоря, Чэн Цянь протянул руку и похлопал по одеялу рядом с собой, жестом предлагая сесть, а после закрыл глаза и положил ладонь Янь Чжэнмина себе на грудь.
Чэн Цянь был хладнокровным человеком и редко сходился с другими людьми. Из посторонних, самым близким для него был разве что Тан Чжэнь. В глубине души юноша почти никому не доверял, потому те чувства, что он испытывал к каждому близкому человеку, были искренними. Но теперь он впервые познал горечь предательства.
Руки Янь Чжэнмина были теплее, чем у него, они больше походили на руки живого человека.
Чэн Цянь глубоко вздохнул и тихо произнес:
— Шан Ваньнянь умер, его изначальный дух переродился. Я думаю, он был даже рад уйти, никто не причинял ему вреда.
Янь Чжэнмину об этом уже доложили, глава Янь все знал, но все равно не на шутку удивился:
— А ты откуда знаешь?
— Я видел его, — коротко сказал Чэн Цянь, — он хотел передать мне свое наследие, но мой изначальный дух поврежден, какое-то время это будет для меня непосильной задачей... То, что наговорил тебе этот мальчишка — чушь собачья. Разве я похож на глупца, что обратился к запрещенным техникам и пришел к тому, что его изначальный дух восстал против него?
Янь Чжэнмин промолчал, а затем вдруг одернул руку.
— Вздумал бунтовать?
— Не шуми, — тихо сказал Чэн Цянь. — Старший брат, у меня тяжело на сердце.
Услышав его слова, Янь Чжэнмин даже растерялся. Он много раз видел избитого в драке Чэн Цяня, Чэн Цяня, который не мог смириться с поражением, и Чэн Цяня, который едва терпел самого себя, но он никогда не видел, чтобы он так сильно хмурился и шептал о том, что у него «тяжело на сердце».
Ему всегда казалось, что у этого юноши камень в груди. Ничто в мире его не волновало, и ничто не могло заставить его преклонить колени.
Эта случайно обнажившаяся хрупкость разожгла в душе Янь Чжэнмина странное пламя. Он наклонился к Чэн Цяню и отвел пальцами пряди его волос. Чем больше он смотрел на этого юношу, тем сильнее он ему нравился. Не удержавшись, Янь Чжэнмин наклонился и поцеловал Чэн Цяня в переносицу:
— Что случилось?
Но Чэн Цянь ничего не ответил. Глядя на старшего брата, он устало подумал: «Неужели он тоже когда-нибудь предаст меня?»
Каждый раз, когда Янь Чжэнмин видел Чэн Цяня, его сердце начинало странно зудеть, но юноша слишком беспокоился о его теле. Он не осмелился прикоснуться к нему и лишь спокойно спросил:
— На что ты смотришь?
Чэн Цянь долго не сводил с него глаз, как вдруг улыбнулся и с облегчением подумал: «Я ведь все это выдумал, верно? Я дам ему все, что он пожелает. Я отдам ему свою жизнь, если она ему потребуется... Он не предаст меня».
Янь Чжэнмин не имел способности видеть чужие мысли, он не знал об этой безмолвной клятве любви. Юноша внезапно облизнулся. На его лице читался неприкрытый голод, у него был поистине бесстыжий рот. Но вдруг Янь Чжэнмин сдержанно отстранился и сказал:
— Раз у тебя тяжело на сердце и ты чувствуешь себя плохо, ты должен хорошенько выспаться. Я.... ну, я могу поскорее закончить с делами и остаться с тобой.
Чэн Цянь промолчал.
Порой его старший брат и правда напоминал какой-то очень редкий вид.
Отбросив всю свою нежность, Чэн Цянь произнес:
— Ох, как же это раздражает.
Подняв руку, он аккуратно отстранился от Янь Чжэнмина и добавил:
— Не утруждай себя. Мне еще нужно кое-что сделать. Ты можешь спать один.
— Подожди, ты ведь только что очнулся...
Но Чэн Цяня и след простыл.
Янь Чжэнмин ошеломленно замолчал.
Если он не мог свести счеты с хозяином павильона Цинъань, то он решил свести счеты с бамбуковой рощей у павильона Цинъань.