— Люба! — истерически крикнула она. — Мне мальчишки сказали, что коровы жрут третье кукурузное поле!
Я подпрыгнула и тарелку с макаронами уронила, благо, тарелка железная, полевой вариант. Рядом со мной три тракториста обедают, наверняка Светкины вопли слышали, а сами взгляды отводят… ясно, не помогут. Бегом скорее в уазик, и молюсь на бегу, только бы не сдох, только бы не сейчас! Никак нельзя сейчас. Каждое поле это моё детище. Я каждый кусок местной земли знаю. Многие так вовсе слезами орошала, после очередной схватки с шовинистами-трактористами. Втихаря. Поэтому я не могу позволить коровам сожрать мою кукурузу! Я первое лето не просто агроном, а главный агроном, мне каждый початок важен!
Жму к третьему полю, сама звоню. В сельсовет звоню, Любке звоню, всем звоню, ибо понимаю — одна я стадо не прогоню. Но и ждать не буду, говорила же уже — детище. Кукурузное поле в красивом месте, недалеко от излучины реки, которая обнимает наше село почти идеальным кругом. А коровы, если за ними не уследить, так и прут сюда — и початки тут, и водичка… Коров я вижу, а вот пастуха нет. Где пастух, мать вашу?
— Пошла вон! — кричу я огромной рыжей корове. — Не смей есть мою кукурузу!
Бросилась к берегу реки, отломила ивовый прут и стеганула рыжую толстуху по круглому боку. Та замычала жалобно, и потрусила прочь. Маленькая победа, учитывая, сколько таких коров уже в поле залезло, бродят там, жрут, стебли кукурузы трясутся… Через пятнадцать минут я взмокла. И от пота, и от слез. Помощи не было. Стоило мне отогнать какую-либо корову от поля и вернуться, как возвращалась и корова… жрать. Я уже отчаялась. Я начала думать, что это тоже элемент заговора. Всё против меня, несчастного агронома весом в пятьдесят один килограмм! Ну, вот кому я мешаю? Я и ем то немного…
Словом, через двадцать минут я рыдала вслух от собственной никчемности и бесполезности. Коров было много, я одна. Особенно больно меня ранила жрущая кукурузу Зорька.
— Зорька, — всхлипнула я. — Как ты могла? Ты же хорошая…
Зорька смотрела виновато, но жрать кукурузу не прекращала. Я рыдала вслух и гнала её с поля. Иду, плачу, порой уже без особого азарта хлещу переломанным прутом Зорьку по заднице — когда останавливается покушать. Просвета в жизни не вижу, и в поле тоже — бесконечное, сука. Идёшь, а кругом куруза, кукуруза, и коровы, периодически…. А потом ямка, в которую я конечно же наступила и упала. Зорька, видя, что мне временно не до неё, сразу дала курс обратно, в середину поля. Я бегом за ней, вопя на ходу:
— Я все бабушке расскажу, неблагодарная ты скотина!
А потом врезалась в мужчину. И обрадовалась сначала — помощь пришла. Я так уже устала, что соображала с трудом, все же полдень, жара, а у меня тут такие пробежки… Потом посмотрела на рубашку мужчины — слишком чистая. Слишком вкусно от него пахнет. Вот от меня например пахнет коровами, кукурузой, наверное потом. А от этого… тонко и незнакомо. Догадка кольнула сердце, верить в неё не хотелось. Я шагнула назад, врезавшись спиной в кукурузный стебль, и потом только осмелилась поднять глаза.
— Привет, — поздоровался Хабаров, так, словно мы с ним вчера вот только виделись.
Глава 2. Марк
— Херней страдаешь, — категорично заявил отец.
— Я все посчитал. В любой колхоз вложить достаточно денег и конфетка. А этот — идеальный. Наладим линию экологически чистых продуктов, я через три года в плюс выйду. Не зря же вы меня в аграрном держали…
— Всё равно херней, — отец привычно упрям. — Тут дело всей жизни передать некому, а дитя колхозы покупает.
— У тебя второе дите есть.
— Такой же оболтус, — махнул рукой отец. — Делай, что хочешь.
В принципе я так и собирался. Мне уже четвёртый десяток пошёл, когда страдать херней, как не сейчас? Отцу я свое отдал. Херачил на него несколько лет подряд. Даже женился, когда от меня того требовалось. Элина была симпатичной. Даже умненькой. Проблема её заключалась в том, что она не хотела быть женой для галочки. Она хотела быть женой в полном смысле слова. Хотела сопровождать меня в поездках, хотела обсуждать со мной мои, и прости Господи, свои проблемы. Она мне надоедала. Через два года такого брака я пришёл к отцу и предложил жениться на Элине самому, тем более мама уже давно из Греции не вылазит, даже не заметит.
Колхоз я купил. Он и правда был идеальным. До города — час. Железнодорожная ветка рядом. Прекрасные места, река петляет, лес есть. Есть Люба. О Любе я старался не думать. Тогда я пришёл к руководителю службы безопасности и попросил отследить выйдет ли она замуж. Она вышла уже через полтора месяца, не врала. Я так напился, что вспомнить страшно… на неделю пропал, папа искал с ментами. С тех пор отслеживать её жизнь я себе запрещал. Попросил только сообщить, если переедет. Теперь вот колхоз её купил, и в себе усиленно ковыряюсь — чувствую что-нибудь, нет? Впору к психоаналитику идти…