— Александр Валерьевич, попробуйте поговорить с Машей, медсестрой из терапии. Она вчера говорила, что не знает, как ей работать с сентября. Дочка у нее идет в школу, девочка непоседливая, такую одну дома не оставишь, а у Маши никого нет — сама её воспитывает. Остаться дома — жить не на что, работать — как ребенок будет?
— Подожди, Маша — высокая такая, русая?
— Ну да. А вы ее откуда знаете?
— Так она живёт в соседнем подъезде, дочка у нее Женя, оторва-девка. Спасибо, Галя, пригласи-ка ты ее ко мне и сделай кофе покрепче.
Маша вошла в кабинет директора.
— Маша, у меня к вам серьезное предложение. Я предлагаю работу. Зарплата будет гораздо выше, чем вы здесь получаете. Ваш ребенок будет при вас, я могу предоставить отдельную комнату со всеми удобствами, вашу квартиру можете сдавать. Тоже деньги. Работать будете няней и домработницей. Подумайте, только быстро.
— Александр Валерьевич, а что за ребенок?
— Девочка, три месяца, тощая какая-то. Сейчас ее наши педиатры обследуют. Что нужно ребенку, вы знаете лучше, чем я. На одежду, питание и все остальные расходы я буду давать денег столько, сколько потребуется, еще вам придётся готовить для меня.
— Так это ваш ребенок? — удивилась Маша. Немного подумав, ответила на предложение: — Я всё поняла и согласна. Когда надо приступать к работе?"
— Сейчас! Спасительница вы моя! Я сегодня всю ночь не спал. Нет, она не капризничала, просто я боялся… Ест она очень мало, не знаю почему. Обезьяны в этом возрасте едят втрое больше. Еще надо купить кроватку и все остальное. Тамара не успела, а я не знаю, что нужно. Короче, пишите заявление на увольнение и и мы с вами едем в магазин.
Маша с трепетом смотрела на Корецкого. «Значит, он нашел ребенка. Жалко девочку, без матери, и отец у нее никакой». Быстро уладив все формальности (по поводу увольнения), Корецкий с Машей поехали за покупками. В таком магазине женщине ещё бывать не приходилось. Какие тут красивые вещи, белье, обувь! Они купили манеж, постельное детское белье, одеяло, пеленки с кружевами, чепчики. Корецкий записал Машу в книге посетителей и уточнил, что она теперь постоянная клиентка и сама будет покупать всё, что нужно для ребёнка. Еще он выбрал платье и туфли для Женьки.
Все купленное они с Машей сгрузили в квартире Корецкого. Показав ей ее комнату рядом с детской, Александр отправился на работу.
Жизнь налаживалась.
Первым делом Корецкий пошел в педиатрию.
— Ну, что? Как она? — спросил у заведующего отделением.
— Хорошая здоровая девочка, только дефицит веса. Развивается нормально, уже улыбается, голову держит, рост согласно возрасту. Я написал рекомендации по питанию. Вы няню нашли?
— Бог меня спас, а может, ее. Няня уже комнату оформляет. Ладно, давайте я ее домой отвезу.
Маша привязалась к Любе, её дочка тоже полюбила девочку, она играла с ней, что-то все время рассказывала. Сама Женька стала немного спокойней, более ответственной, что ли. Вместо того чтобы бежать на улицу, играть в футбол (что она очень любила), Женя помогала матери по дому или присматривала за Любой. К девяти месяцам девочка показывала буквы, которые называла Женя. Женя радовалась, читала ей свой букварь, потом другие книжки. Иногда Люба начинала стучать ручками по книге, прося, чтобы ей читали. Когда домой приходил Корецкий, Маша выносила из комнаты девочку и обязательно говорила: «Смотри, Любонька, твой папа пришел». Александр Валерьевич был вынужден брать дочь на руки, целовать ее в щечку и что-то ей говорить. Сам он инициативу не проявлял. Весь его интерес ограничивался ежевечерними расспросами Маши о том как у Любы дела, как ела, как развивается; получив информацию, уходил в свой кабинет и там работал. Раз в месяц он привозил домой заведующего педиатрией, тот осматривал ребенка, делал необходимые замеры, вновь и вновь сообщал о дефиците веса и что все остальное в норме и уходил.
Как ни пытались откормить Любу, она все равно оставалась худышкой. Время летело незаметно, Люба росла.
Двадцать пятого декабря Корецкий приехал домой рано, около обеда. На работе он не был. С утра поехал на кладбище, положил две черные розы на могилу жены, просидел там около часа. Затем решил вернуться домой. Он вошел в холл своей квартиры, снял пальто, ботинки. Из комнаты на цыпочках выбежала Люба. Качаясь, подбежала к нему, протянула ручки и сказала:
— Папа, на Бубу.
Корецкий поднял на руки дочку и расплакался. Люба очень серьезно посмотрела ему в глаза и ладошками стала вытирать слезы.
— Какая ты у меня хорошая, — сказал Александр Валерьевич, прижимая к себе ребенка.