- Так к нему, поди, ещё и девки ходят!
- Вань, вот насчет девок не скажу! Не знаю. А некоторые молодки, после сорока, одинокие вдовушки, заходят. Совета спросить, поговорить, наверное.
- А чё, по моложе - то не могут найти? Мужиков что ли больше нет. Вот ты, например, чем не мужик?
- Понимаешь, Вань, у нас в деревне бабы дородные, дюже серьёзные собственницы, если что не так, сразу в глаз или кочергой. Не допускают, понимаешь, нашего мужика к блуду. Сами ни-ни и нам не моги! Такая вот у нас идиллия в деревне. Бывали, случаи случались, редко, так вся деревня собиралась концерт посмотреть, комедь сплошная. Часа на три хоровод.
- Не, у нас по - прощее. Хотя тоже на показ не побежишь, а так бывает.
- Леонтий, а как у вас в деревне народ поживает?
- Да живут как все, как везде, наверное. Я вот тут вспомнил чё: мне вот сорок два года, а уже считай пятая война. Русско-японская, Германская, Гражданская, Финская и вот эта опять с германцем. Вот и думаю: в Русско-японскую войну не много мужиков воевало с деревни, человек двенадцать, погибло трое, в Германскую уже тридцать двух убило, в том числе и брательника моего старшего, Савелия, а в Гражданскую, тоже человек сорок колчаковцы порубали, и молодых и старых, и в Финскую четверых. Вот и думаю, сколько в этот раз нашего брата поляжет, скольких бабы не дождутся, да сколько детишек сиротами станут. Вот и думаю. А ты, Гриша, бабы да девки!
- Да то не я, Леонтий, то жизнь говорит. Вот убьют нас тут, а женкам-то как жить одиноким да молодым без мужика-то? Вот и думаю тоже, что внесет эта война коррективы жизни и в мою деревню. Бабы ж без мужика всё равно не смогут. Особо молоденькие, которые овдовеют. Чё им делать, коль мужиков не хватать будет! Вот он и расклад жизненный.
- Тут ты прав, не спорю. Я ещё вот что думаю...
Наверху заскрипел снег и творило из еловых веток отодвинулось:
- Здравия желаю, бойцы, спуститься к вам можно? - это был голос, хоть и охрипший, но узнаваем, голос майора Романовского.
- Заходите, товарищ майор.
В углу "берлоги" тускло мерцала коптилка.
- Нормально обустроились.
И немного погодя, привыкнув к полумраку, узнал старых знакомых:
- Это Вы, братцы! Вот как мы с вами частенько встречаемся. Накурено у вас добре.
- Так теплее, товарищ майор. Покурите? - Григорий протянул командиру самокрутку, - Вот по кругу обогреваемся.
Майор затянулся и закашлял:
- Что-то махра у вас крепкая?
- Так боец Гуляев её своей кровью смочил, чтоб крепче за душу хватала.
- Что ранен?
- Скользом, товарищ майор. Всё нормально. Мы вот тут говорили с мужиками про войны эти бесконечные. Вот, к примеру, в Русско-японскую у нас деды с деревни воевали, так потом долго вспоминали о бездарности и безграмотности царских полководцев, которые проявились ими во время военных действий. Наш сосед, отец моего друга детства Ивана Волкова, Волков Илья тоже часто вспоминал о том как они, молодые солдаты-сибиряки, были на Манжурских полях брани практически безоружны, и как вместо винтовок и снарядов к орудиям им привозили иконы, а они были беззащитным пушечным мясом..." И после Германской, у нас в деревне, много кто погиб, а многие калеками вернулись, тоже говорили, что с все было плохо и с оружием и с питанием. Вот и сейчас мы по десятку патронов имеем. Вот уж немец и под Ленинградом и Москвой. Как быстро добрался. Как-то не так опять получается, что ли?
- Прав ты, Леонтий. Во многом прав. Не все предусмотрели, много дров наломали, доверившись некоторым, и заверениям гитлеровским. Но, вот что мужики, время тяжёлое и лучше не затевайте эти разговоры, с кем попало, всякое может быть. Народ разный. Про себя думайте, а вслух не надо! Всё образуется, армия и народ у нас сильные, выдюжим. Заводы у Вас в Сибири военные заработали и в Барнауле, и в Новосибирске на полную мощь, так что скоро сломаем хребет фашисту. Обозлиться надо. Ну, хорошо с вами, дальше пойду. Скоро снова в ночную пойдём. Обозлиться надо! Надеюсь, ещё увидимся, братцы- славяне!
Майор ушел, и мужики ещё некоторое время сидели в тишине молча, докуривая самокрутку.
"Когда 13-й кавкорпус Гусева и другие соединения вышли на линию Сенная Кересть, Ручьи и Червинская Лука, генерал Мерецков понял, что у него появилась возможность разгромить немецкие войска, сосредоточенные в районе Чудово, Любань. Достаточно перерезать Октябрьскую железную дорогу северо-западнее станции Чудово, и они окажутся отрезанными от главных сил, лишатся путей подвоза боеприпасов и даже не смогут отойти к своим. Но генерал армии явственно ощущал, как выдыхаются, становятся все слабее удары его прорвавшихся подразделений. Да, он потребовал от генерала Клыкова уничтожить противника в районе Острова и Спасской Полисти, а затем не позднее 6 февраля стянуть в район Сенной Керести и Ольховки 327, 374, 382 и 4-ю гвардейскую дивизии. Затем объединенными силами ударить в сторону деревни Пятница, после чего на станцию Бабино, что от Чудово в двадцати километрах. Гусевский корпус получил приказ выйти к Красной Горке, от нее близко Любань..."
"Конники не подвели. Внезапно атакуя противника, 25-я кавалерийская дивизия подполковника Трофимова на плечах отступающих немцев ворвалась в село Дубовик и к концу дня 6 февраля вышла к Большому и Малому Еглино. Конники нанесли удары по флангам этих укрепленных пунктов, а приданная им 59-я стрелковая бригада полковника Глазунова атаковала железнодорожную станцию Еглино с фронта. Совершая марш по маршруту Остров, Абрамцево, Нестерково, Глебово, Савкино, Вальяка, передовой отряд под командованием подполковника А.Н. Трофимова, в подчинении которого находился 236-й кавполк, уничтожал на своем пути вражеские гарнизоны. После ожесточенного боя, в ночь на 10-е февраля, эскадроны 236-го кавполка полностью овладели этими населенными пунктами. В этом бою было уничтожено до 80-ти гитлеровских солдат и офицеров. Передовые эскадроны 236-го кавполка, преследуя отходящего противника, на его плечах ворвались на южную окраину деревни Конечики, но были встречены минометным артогнем. После ожесточенного упорного боя, 236-й кавполк вынужден был отойти к линии железной дороги, что южнее 300-т метров селения Конечики, прочно закрепив за собой занятые позиции до подхода полков 25-й кавалерийской дивизии."
За неделю боев, где в конном строю, преодолевая с трудом многочисленные снежные заносы на своем пути, где спешенными, измотанный 236-й кавалерийский полк, страдающий от отсутствия боеприпасов, продуктов и фуража для лошадей, находясь в полной оторванности от тылов на пятьдесят, а то и на добрую сотню километров, наконец-то, хоть и не надолго, закрепился в селе Конечки. Там и пришла малоприятная новость: командир полка, майор Романовский не выдержал нервного напряжения, сошел с ума и был отправлен в тыл.
- Ну вот, я говорил, что мне не нравится вид майора. Жалко, хороший мужик был.
- Ну почему был, подлечат, подправят. И опять в бой.
- Вряд ли. Хотя всё может быть в нашей жизни. Неисповедимы пути... Вот неделю назад мы думали в тыл на отдых отойдём, а километров триста отмахали за это время. Сегодня видимо опять не сильно придётся отдохнуть. А командир у нас теперь капитан Надирадзе. Тоже мужик, вроде, ничего, дельный.
Конец 1 части