– Привет, земляк!
– И тебе, солдат, не хворать. – Рогозянин, степенно допил водку, закусил.
– Ты ведь, земляк, с Рогозихи будешь?
– С Рогозихи. А ты, вроде как, не с нашей деревни. Откуда знаешь про меня?
– Да мужики, там, у вокзала, сказали. Я с Шадры, с Новообинцево, значит. Вот напроситься хочу у тебя, до Павловска добраться. А там, уж, я и пешком доберусь до деревни, или в попутчики попаду к кому-нибудь.
Рогозянин не торопясь завернул сало, остатки хлеба и лук, в тряпку, сунул сверток в карман тулупа:
– Я-то не против, председатель даст добро, так по мне и поезжай.
Перекусить Леонтию не удалось.
Они вместе, с возчиком, вышли из чайной и направились к саням, количество которых заметно поубавилось, разъехались.
– Вона, и председатель с супругой идут. Она у него на курсах каких-то была в Новосибирске. Поговори с ним, мужик он нормальный, тоже бывший фронтовик.
От вокзала к ним подходили женщина и мужчина. Мужчина немного прихрамывал. «Видимо тоже ранение в ногу было»– подумал Леонтий.
– Добрый день, председатель! Земляка до Павловска не подбросите? Своим не стал сообщать, нежданно решил приехать.
– С Шадры он, с Новообинцево.
– Добрый, добрый, надеюсь! Отвоевал, значит.
– Нет ещё, на полгода, до июля, на излечение отпущен. Фамилия моя – Гуляев. Леонтий Сергеевич.
– Ну, что ж, усаживаемся в сани, по дороге поговорим. Не поспешая, часов пять до Павловска будет, так что время есть наговориться.
Застоявшаяся лошадь, резво взяла с места, быстро перейдя с шага на мелкую рысь.
– Добрая лошадь, легко идет.
– А ты где воевал-то, Леонтий Сергеевич?
– Да, с января сорок второго, все под Ленинградом, да около него. Вначале в кавалерии, а потом стрелком, пешим ходом да ползком.
– Да!… Не сладкое дело, война! Страшная и жестокая.
– А ты, председатель, видать тоже фронтовик?
– Да, весной сорок второго уже отвоевался. Комиссовали, подчистую.
На этом этот длинный разговор двух солдат и закончился, до самого Павловска Леонтий и председатель перебросились ещё несколькими короткими фразами: не любили фронтовики о войне говорить, не любили и не хотели. Укутанные в теплые тулупы, под размеренное покачивание саней, мерный скрип полозьев о снег, похрапывание лошади, попутчики периодически погружались в короткий сон.
К вечеру въехали в Павловск. В центре села остановились, чтобы размять ноги.
– Леонтий Сергеевич, я вот спросить тебя хочу: а Николай Леонтьевич из Шелаболихи, случаем не твой сын?
– Николай? Мой, старший сын. А, что?
– Да, дельный парень! Сейчас он – первый секретарь райкома комсомола Шелаболихинского района. Серьёзный, деловой! Отличный будет руководитель, хозяйственник! Я как-то в городе на совещании с ним познакомился. Молодой, боевой парень, он тогда ещё с костыльком ходил, прихрамывал. Да мы многие так, война пометила.
– Да, пометки на всю жизнь. Ну, спасибо, председатель! Приятно слышать такое, хорошее, о сыне! Ну, что ж, спасибо Вам, что подвезли! Может, ещё встретимся!
– А в Павловске есть кто свои-то?
– Есть! Переночую, а завтра и дома буду!
На следующий день, ближе к полудню, Леонтий вошёл в родную деревню. Толи казалось ему, что солнце светит ярче, а воздух чище и мягче, а от снежных сугробов исходит такая легкость, какую он уже давно не испытывал, что хотелось бежать вприпрыжку, как в далёком детстве, толи на самом деле было так. Комок подкатил к горлу, сердце стучало, готовое выскочить и бежать впереди него, глаза увлажнились. Такого с ним ещё не было, а может и было когда-то, давно – давно, в другой жизни, но затерлось, забылось…
1. Начало.
Война была ожидаема, но, всё же, начавшаяся 22 июня 1941г., прогремела громом среди ясного неба. Войны и лихие времена не обошли стороной и наши села: Шелаболиху и Новообинцево. В каждую родовую семью постучала костлявая. Проводила своей косой, где скользом, а где и наверняка косила. Побывала и в моей родне. В первую Империалистическую погиб Гуляев Савелий Сергеевич (1890-1914гг.). Имел 1 сына. В Гражданскую войну (1918-1920 годы) были призваны в действующую Красную Армию еще два Гуляевых: Архип Сергеевич (1897– 1970 гг.) и мой дед – Леонтий Сергеевич (1900-1953гг.). Архип был контужен на Польском фронте и вернулся инвалидом (стал, на всю жизнь, почти глухим от разрыва снаряда), Леонтий отделался легким ранением в левую ногу. Потом были сложные годы коллективизации и становления колхозов. Подрастали дети, часто слушавшие вечерами от отцов военные рассказы, а днем, в свободное от полевых работ время, игравшие в «белых» и «красных» деревянными саблями и ружьями. И никто из них не знал, что где-то уже готовятся «планы» и на их судьбы, льются свинцовые пули, точатся болванки снарядов и гранат…