— Меня Люба зовут, — продолжала улыбаться она, совсем не смущённая тем, как внимательно Сёма её разглядывал. — А тебя как?
— Сёма, — так же растерянно представился он.
Её улыбка стала чуть шире.
— Хочешь, я тебя подтолкну?
— Что? — не понял Сёма, начиная сердиться на самого себя за заторможенность.
— Ну, подтолкну. Чтобы быстрее качаться. Так веселее!
И, не дожидаясь ответа, Люба обошла качель, встала за спиной Сёмы да как толкнула, что было мочи. А мочи, как оказалось, у Любы хватало: качель лихо поднялась вверх, земля опрокинулась, а Сёма аж пискнул — и тут же порадовался, что шарф скрадывал звуки.
— Эй, ты чего творишь?! — когда он в следующий раз открыл рот, Сёма звучал не испуганно, а возмущённо. — Нельзя ж так без предупреждения.
— Почему? — Люба вновь появилась в поле его зрения, склонила голову набок, как птичка. — Так же всегда интереснее.
Интереснее-то оно интереснее, но у Сёмы сердце в пятки ушло. По ощущением, так там и осталось: ноги почему-то ощущались как ватные, когда он упёрся ими в землю, заставляя качель замедлиться.
— Это невежливо! — не сразу придумал он довод. — Надо сначала спросить!
— Хорошо, — Люба пожала плечами. — Спрашиваю: хочешь, я на «вертушке» тебя раскручу? Сильно, я могу!
Кажется, она своей силищей очень гордилась. Сёма, в принципе мог её понять, хотя это и было странно: обычно девочки не раскручивали мальчишек, а наоборот — притворялись маленькими и хрупкими и заставляли себе помогать. Люба была другая.
— Так что? — нетерпеливо вскинула она брови.
— А может, давай вместе? — сам себе поражаясь, предложил Сёма. — Если хорошенько оттолкнуться, то мы и без помощь сможем…
— Давай! — Люба даже не дала договорить, тут же кинулась к аттракциону. На полпути обернулась. — Ну, ты идёшь? А то её сейчас опять кто-нибудь займёт!
Сёма не стал говорить, что занимать некому: детсадовцы куда-то ушли, других ребят рядом не наблюдалось. Вместо того, чтобы спорить, он сорвался с места и стремглав бросился за Любой. Она очень по-девчоночьи засмеялась и бросилась от него — то ли наутёк, то ли наперегонки.
Конечно, Люба успела первой. Не дожидаясь Сёмы, она запрыгнула на платформу — та тут же закрутилась будто со скоростью света. Люба заверещала, присела на корточки, держась за поручни. И если с любой другой девчонкой Сёма подумал, что та испугалась, то тут было очевидно: Люба просто в восторге.
— Чего стоишь? — прокричала она так, что слышала, наверное, даже бабушка. — Давай теперь запрыгивай!
И Сёма, не думая, разбежался и скакнул прямо на крутящийся аттракцион. Только вцепившись в поручень и завизжав вместе с Любой, он подумал: а что, если бы он промазал и на этот самый поручень животом напоролся?
— Эй, Сёма! — донеслось до него сквозь свистящий ветер в ушах.
— Чего?!
— А с тобой весело! Давай чаще вместе играть!
— Давай! — крикнул он в ответ и услышал, как Люба снова весело рассмеялась.
Оказалось, «давай» было её любимым словом. В тот день Сёма услышал его ещё много раз и на разный манер. Иногда «давай» означало «слабо» — например, когда Люба предложила вместе спрыгнуть с качелей и посмотреть, у кого получится дальше. Иногда «давай» было скорее вопросом — когда она предлагала что-то, сама не уверенная, что это получится. И совсем редко «давай» становилось согласием — когда это Сёма предлагал во что-то сыграть.
— В слова? — с сомнением переспросила Люба в последний раз, когда они, запыхавшиеся, бухнулись на скамейку рядом с песочницей. Несколько раз она с шумом вздохнула, будто пытаясь остановить заполошное сердце и кинуться в новую авантюру, но потом поняла: не выйдет так быстро. И махнула, — Давай!
— Качеля, — оглядевшись по сторонам, начал Сёма. — Тебе на «я».
— Пффф, — Люба закатила глаза, будто на «я» было очень, очень много самых разных слов. — Янтарь. Тебе на «р».
Сёма покосился на неё с уважением. Он думал, Люба скажет «яблоко», как и все. Но Люба как все точно не была.
— Рррр-ресторан!
— Невод!
— Дрова!
— Армия!
— Яб… — Сёма запнулся, когда Люба с хитрецой покосилась на него. — Ясли!
И она снова широко улыбнулась, показав щербинку между зубов. Сёма лениво подумал, что мог бы из-за этой щербинки её подразнить, но почему-то не стал. С Любой хотелось быть, как говорила мама, охб… обходительным. Мама говорила, что это как «вежливый», только чуточку лучше.
— Бабушкаааа!.. — спустя Сёма не знал сколько часов, он ввалился в прихожую, раскрасневшийся и довольный.