- Да всё у меня есть, девка, жизни вот только нету. С мужем живу, а по любимому тоскую. Жениться он собрался, на дочери батрака нашего. Свадьба состоится в начале Ревуна.
- Могу избавить тебя от постылого и от соперницы тоже могу.
- Избавь, девка, избавь! - кинулась в ноги к девке, Любава. - Нет жизни без Захара. Помоги.
- Только вот исполнить смогу одно желание, а за второе ты мне отдай что-нибудь.
Баба поняла, что торговаться не стоило. Духи того не лубят.
- Всё, что приглянется тебе, забирай, - упрашивала Любава, красавицу.
- Всё не надо. Отдай мне то, что первое найдешь у колодца на следующий день, как весть услышишь, что сгинул твой муж.
- Всё отдам, не пожалею, - пообещала баба.
Девка усадила Любаву на травку и сама расположилась рядом. Наклонилась к ней и тихо так, сказала:
- Тогда слушай меня и запоминай. Как приедет муж, ты ему не перечь, глаз на него не поднимай. Стряпай, по дому прибирай и отвар готовь. Настой тот не простой. Добавь в него каплю из самой сердцевины цветка, что у порога твоего расцветёт при твоем возвращении. Всё на стол поставь и когда муж наестся и напьётся, ты его спать отправь. Сама почевать устраивайся, но не рядом с мужем. Коли спрашивать будет и принуждать, так скажись больной и ложись в сенях. Из избы до утра не выходи.
Девка поднялась на ноги, поворотилась и пошла прямо в болото. А Любава подхватила подол и быстрёхонько в свою деревню побежала. Рванула к избе, а прям у порога на глазах выросла и расцвела кувшинка. Любава сорвала цветок и в избу, а там муж сидит. Оторопь бабу взяла, да только наказ она девки из болота хорошо помнила. До вечеру пил муж и ел, и всё Любаву нахваливал. Тут пора спать настала. Как и велела чернявая, Любава отправилась спать в сени. Крепко дверь заперла и ставни.
Поднялась буря, завыл ветер. Любава укрылась в сенях на перине и слышит, как кто-то вокруг избы ходит и тоскливую песню поёт:
«Ой ты крапива-матушка ноженьки не жги,
Ой ты омут-батюшка ты меня не жди.
Полюблю я молодца, ой-да на всю ночь,
А на утро сгинет он, с глаз жены да прочь».
Почуяла Любава, как Ванька двери открыл и во двор ступил. И стало ей так любопытно, что решила она в щелку подсмотреть. Тихонько ставню приоткрыла и наблюдает. Муж ее через весь двор прямо к воротам брел, а за воротами девица та, что на болоте Любаве повстречалась. И до того хороша в свете луны, краше ее на всём свете не сыскать. Муж ногами переступал, и на девку смотрел, а та ему улыбалась. Чаровница петь продолжила:
«Ой ты крапива-матушка ноженьки не жги,
Ой ты омут-батюшка ты меня не жди.
Подарю я молодцу, ой-да мертвый сон
А на утро будет он, женой да погребен.
Ой ты крапива-матушка ноженьки не жги,
Ой ты омут-батюшка ты меня не жди.
Уморю я девицу, ой-да за любовь,
А на утро снова я, ой-да пущу кров».
Ванька подошел к воротам и открыл их, впуская Девку во двор. А из одежды на той только одна тканая рубаха. Вошла и протянула руку, дотрагиваясь до груди мужа. Иван застыл, не шевелился. Да как тут шевелиться, коли такая красота рядом. Улыбнулась девка и обвила шею мужа своими белыми руками, да как прильнёт к нему, да как поцелует.
Оторвалась от губ Ивановых и рубаху стянула. Любава даже задохнулась, как на девку глянула, красоты такой отродясь не видывала. Упала рубашка в траву, а бесстыдница глядела на супруга Любы и смеялась. Взяла она Ивана за руку и повела в лес.
Любава ставню закрыла и спать легла. А на утро вся деревня переполошилась, старуха-травница у болота мертвого Ивана нашла. Обрадовалась Любава, но людям радости не показала, когда к ней в избу с горькой вестью пришли. Только всплеснула руками и села на скамью. Похоронили Ваньку в тот же день. На поминках Захар подошел к Любаве и попросил, чтобы с ним была, как и прежде. Согласилась баба.
Под утро снова переполох в деревне. Старик тот, что батрак Иванов, в колокол бил, да сельчан собирал. Дочка у него пропала, невеста Захара. Выбежала Любава из избы и припустилась по деревенской улице мимо колодца. А у колодца Захар ее стоит. Как увидала Любава своего Захарушку, так и ноженьки отказали у нее. Отдать любимого придется Болотнице.
Михей замолчал. Телега тряслась по ухабистой дороге, а я ждала продолжения истории. Но старичок лишь охаживал лошаденку плеточкой.
- А что дальше было, дед Михей? - не выдержав спросила я.
- А что дальше? Да ничего такого, особенного. Захар поднял на руки Любаву, и в избу снёс. Та лежала на лавке и всё в одну сторону глядела. Вдруг за околицей послышалось пение, тихое-тихое:
«Ой ты крапива-матушка ноженьки не жги,