— Подождите… Баб Мань, Петрович, можете сказать толком, живет в том доме кто? Есть у него хозяева? — тревожно пробегая глазами по враз помрачневшим лицам, спросил Илия.
Старики снова сумрачно переглянулись, мелко, крадучись крестясь, Петрович, покашливая, вновь скрутил цигарку и начал нервно набивать ее самосадом. Прикурив, он покряхтел, вновь прокашлялся, и, взглянув на ждущего ответа священника, нехотя ответил:
— Живых-то хозяев у того дома немае… Померла Настасья-то… Давно померла. А дом-то стоит, да… Стоит, — и вдруг сердито воскликнул: — Сказывай давай, куды тебя определять-то? Ко мне, к Степановне вон, али таки к Настасье сунешься?
— В дом, который выделила мне администрация. На отшибе который, недалеко от церкви.
Глава 2
Илия стоял перед чуть живым плетнем своего нового дома. Дом как дом. Из хорошего, надежного камня. Старенький, конечно, но ничего, сойдет. Была бы крыша над головой да печь, еду приготовить. Он тихонько толкнул калитку, и та, сорвавшись с разваливающегося на глазах забора, рухнула наземь, рассыпавшись от удара на несколько частей. Илия пожал плечами и перешагнул через нее. Дорожка к дому… а впрочем, не было дорожки. Была трава, которая путалась в ногах, мешая идти. И была поросль каких-то не то деревьев, не то кустарников — Илия не очень-то в них разбирался — веточки под ногами и веточки… А что за веточки — после разбираться будем.
Рассохшиеся старые деревянные резные ставни, едва державшиеся на ржавых петлях, были заботливо закрыты. Казалось, что держатся они на весу только благодаря своим половинкам — опираясь друг на друга. Илия сделал себе в голове пометку, что их необходимо будет заменить при первой же возможности. Как, впрочем, и резное крылечко, на удивление неплохо сохранившееся, но все равно довольно сильно прогнившее.
Не рискнув идти в дом в облачении, Илия прямо на улице переоделся в мирское, аккуратно сложив рясу и убрав ее в машину.
По скрипучему крылечку, пару раз провалившись на прогнивших досках, он поднялся к двери, но замка на ней не увидал. Дужки, сплошь покрытые ржавчиной — те были, а вот замка не было. Снова пожав плечами, Илия толкнул дверь. Та, не выдержав подобного обращения, рухнула вовнутрь, подняв тучу пыли. Закашлявшись и утирая текущие из глаз слезы, Илия вернулся к машине, достал из своих вещей майку и, намочив ее, завязал на лице. Вернувшись к дому и подождав, пока пыль хоть немного осядет, он вошел. По скрипучим половицам сеней, то и дело проваливаясь на превратившихся в труху досках, он прошел к двери в дом, которая неожиданно легко открылась, снова подняв пыль в воздух. Войдя в дом, он огляделся.
Не считая жуткого слоя пыли и запустения, домик оказался очень уютным. Небольшая прихожая, с одной стороны ограниченная русской печью и приступками, что вели на не слишком большую лежанку, дальше — кухня-столовая-гостиная, из которой дверь вела, видимо, в жилые помещения. В гостиной — он решил называть ее так — в правом углу под потолком две почерневшие иконы за стеклом, настолько покрытые пылью, что узнать их было невозможно, перед ними давно погасшая лампадка. Под иконами две широкие деревянные лавки с удобными спинками, одна подлиннее, другая покороче, между ними большой, довольно широкий стол, на вид крепкий, добротно сколоченный, сверху покрытый некогда белой скатеркой с вышитыми васильками по канве. Перед столом четыре таких же крепких, удобных деревянных стула с резными спинками. Посередине стены над длинной лавкой большое, широкое окно, закрытое ставнями, сквозь щели в которых пробивались последние лучи заходящего солнца, занавешенное остатками некогда ярких, обшитых кружевами занавесок, а слева от стола большой, пузатый старинный комод со стеклянными верхними дверцами, сквозь грязное стекло которых проглядывали силуэты аккуратных стопок фарфоровых тарелок, блюдец и чашек.
Возле печи с широкой поверхностью для приготовления пищи стоит выскобленный рабочий стол, над которым когда-то рядком были вывешены деревянные ложки, лопаточки и другая кухонная утварь для приготовления еды, сейчас в беспорядке валяющаяся на столе, а на специальной полочке чуть выше висевшей когда-то утвари стоят чугунки разных размеров донышками вверх. На самой печи рядком висят четыре чугунных сковороды, а под ними на крепкой, устойчивой деревянной табуретке рассохшееся деревянное ведро с лежащим в нем деревянным же резным ковшиком с широкой трещиной в чаше.
Если бы не толстенный слой пыли, лежащий абсолютно на всем в доме, Илия мог бы поклясться, что заботливая хозяйка только что вышла на минутку из дома и сейчас вернется с кринкой парного молока. Оставляя в пыли следы, он шагнул к двери в жилые помещения и аккуратно приоткрыл ее. Перед ним предстала уютная комнатка с тремя большими окнами, также закрытыми с улицы рассохшимися ставнями. Она была проходной, за ней виднелась еще одна, отделенная от основной цветастыми занавесками. Основная комната была просторная, светлая, и какая-то спокойная. На стене над этажеркой с несколькими книгами висел большой фотопортрет за стеклом, по бокам от него две фотографии поменьше. Разглядеть, кто изображен на них, было невозможно — толстый слой пыли надежно скрывал изображения. За занавеской, рассыпавшейся в пыль и упавшей на пол грязной кучкой от первого прикосновения, обнаружилась совсем маленькая комнатка с одним окном, в которой вмещались железная, тронутая ржавчиной, кровать, шкаф, сплошь изъеденный ржавчиной жестяной умывальник и засохшее растение в большой кадке, от которого остался только пыльный ствол, под окном.