– Ты плохо себя чувствуешь? – спросил я. Эта ласковая малышка совершенно не напоминала мою девятилетнюю любительницу всеми командовать.
– Нет, – ответила она так тихо, что я с трудом ее расслышал. – Мне грустно.
Я поцеловал ее в макушку.
– Почему тебе грустно? – спросил я, думая, что у нее наверняка что-то случилось в школе.
Она спрятала лицо у меня на груди.
– Что такое, тыковка? – спросил я, называя ее домашним прозвищем, которое прилипло к ней с младенчества.
Сара неровно выдохнула, словно пытаясь сдержать слезы.
– Я слышала, как миссис Гэллон говорила другой учительнице, что я сиротка без матери.
Я напрягся.
– Миссис Гэллон ошибается.
Сара запрокинула голову, чтобы посмотреть на меня, и глаза у нее были огромные и полные вопросов.
– Но мамочка ведь умерла.
– Да, умерла, но у тебя все равно есть мама, Сара, которая очень сильно тебя любила. Просто ее больше нет рядом.
Мои слова словно зависли в воздухе между нами, пока моя дочь их обдумывала.
– То есть я не сиротка без мамы?
– Нет, определенно нет.
Она сразу же расслабилась.
– Я ее помню, – прошептала Сара.
На столике Сары стояла фотография Кэти – фотография, сделанная вскоре после того, как Сара родилась. Кэти держала нашу малышку на руках и улыбалась в камеру. Я всегда любил это фото моей жены и, глядя на него сейчас, почувствовал острый укол одиночества.
– Она обычно читала мне сказки и пела песни.
Мои руки напряглись, когда я вспомнил, как Кэти пела в дýше или занимаясь чем-то по дому. Ее словно переполняли песни.
– У твоей мамы был чудесный голос.
– Она пела в хоре?
– О да. – И для меня хор без Кэти уже никогда не звучал так, как прежде.
– Я не помню ее голоса, – прошептала Сара, и вновь мне показалось, что она вот-вот расплачется.
Я поцеловал ее в макушку и вздохнул. Почему я не подумал записать голос Кэти до того, как она умерла? Рак забрал ее слишком быстро, хотя она яростно с ним сражалась. Когда сообщили, что жить ей осталось всего несколько месяцев, я впал в состояние шока и отрицания, отказывался поверить, что она умрет. Вот так и прячут голову в песок! Я не хотел верить, не говоря уже о том, чтобы принять тот факт, что я вот-вот потеряю свою вторую половинку.
– Тебе нужно помнить только одно, – сказал я дочери. – Мама тебя очень любила.
– И я не сиротка без матери, – выразительно добавила Сара.
– Верно, – кивнул я.
Сара прикрыла рот, зевая.
– Ты все еще хочешь, чтобы я почитал тебе перед сном?
Она кивнула.
– Пожалуйста.
Сорок минут спустя я на цыпочках вышел из спальни Сары и решил проверить, как там Марк. Мой сын был тихим мальчиком и не так открыто проявлял свои чувства, когда речь заходила о потере матери.
Марк сидел за кухонным столом, глядя в открытый перед ним учебник алгебры. И Марк, и Сара были умными детьми. Мне никогда не приходилось беспокоиться об их оценках.
– Как дела, приятель? – спросил я, останавливаясь рядом с ним и опуская руку ему на плечо.
– Нормально.
Он почти всегда отвечал односложно. Я уже усвоил, что ключ к коммуникации с ним лежит в том, чтобы задавать вопросы, требующие от него размышлений.
Выдвинув для себя стул, я сел рядом с ним и попытался понять, в чем проблема. Я никогда не блистал в математике. Марк уже работал с уравнениями, которые намного превышали мой уровень знаний. Я не вызывался помочь, но помощь, к счастью, ему и не требовалась.
– Так что ты думаешь по поводу брекетов? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Да нормально будет, наверное.
Это означало множество визитов к дантисту, не говоря уже о расходах. И напомнило мне о том, что нужно проверить, какую часть расходов на стоматолога покроет страховка… если ее план, конечно, предусматривал пункт о брекетах.
– Как насчет миски мороженого?
Марк поднял взгляд и замер, словно ему нужно было очистить голову от прежних мыслей, прежде чем обдумать мое предложение.
– У нас есть мороженое?
– Я сегодня ездил за продуктами. – Отодвинув стул, я направился к холодильнику и открыл морозилку.
– Так хочешь? – спросил я, вытаскивая контейнер.
– С каким вкусом?
– Ванильным.
– Нет, спасибо. – Марк ссутулил плечи и снова склонился над своей домашней работой по математике.
И когда это дети отказывались от мороженого?
– Ты не любишь ваниль?
– Нет, нормально. Просто я не в настроении.
– Как насчет банана?
Фрукты в нашем доме никогда не залеживались.