Я поднялась по ступенькам и с облегчением обнаружила, что дверь открыта. Вообще-то я ожидала, что она будет наглухо заперта. И я явилась сюда не для того, чтобы молиться. Я всего лишь хотела укрыться от холода.
Оказавшись внутри, я направилась дальше, в темноту и пустоту. Остановилась в задней части и взглянула в сторону алтаря, который отсюда казался мрачной пещерой. Я была уверена, что, если позову кого-нибудь, голос вернется ко мне эхом. Обе стороны центрального прохода обрамляли ряды деревянных скамей.
Я бывала в церкви всего несколько раз в жизни. Однажды – с мамой, которая повела нас туда с братом в канун Рождества, мне тогда было года четыре или пять. Папа разозлился, когда узнал об этом, кричал на маму. Его ярость запомнилась мне лучше происходившего в церкви. Там мне дали маленькую Библию, но папа ее отобрал. Я хотела оставить ее себе и плакала, потому что у меня вовсе не было книг. Мама сказала, что однажды я получу другую, но этого так и не произошло.
Я стояла в центре церковного прохода. Здесь все выглядело совсем не так, как в церкви из моих детских воспоминаний. Та была маленькой и сельской, эта – большой и городской. Витражные окна пропускали слабый свет, падавший на плиты пола. Не зная, что делать дальше, я села на заднюю скамью. Рядом с алтарем была изображена сцена рождения Христа, и я сосредоточилась на фигурке младенца, чувствуя себя такой же беспомощной, одинокой и отчаявшейся, как новорожденное дитя. Слезы жгли мне глаза, но я не позволяла себе плакать. К этому времени я хорошо выучила, что эмоции – это слабость, и не осмеливалась показывать их за решеткой. Я видела, что случалось с женщинами, которые теряли бдительность и выказывали уязвимость, а потому была полна решимости никогда не попадать на их место. И, как следствие, эмоционально я совершенно закрылась, оставаясь бесстрастной и равнодушной для всех, кроме избранных.
Просидев там с полчаса, глядя в пространство, я вдруг захотела встать и уйти. Не знаю, о чем я думала, когда направилась в церковь. Это была бессмысленная трата времени, но по какой-то неведомой причине я осталась сидеть.
Да, мне действительно некуда было идти, но мне следовало искать работу, что-то делать. Что угодно. Сидя в церкви, я никак не решила бы свои проблемы.
– У тебя есть что-нибудь для меня? – с вызовом задала я вопрос. Я не знала, к кому обращаюсь, да это и не имело значения. Все равно вопрос был глупый.
Это-то и плохо: я не провела на свободе и двадцати четырех часов, а уже начала сходить с ума.
Обессиленная, я подалась вперед и прислонилась лбом к спинке деревянной скамьи, отчаянно сопротивляясь желанию пожалеть себя. Я стала сама себе противна, когда глаза вдруг наполнились слезами. Ведь я была сильнее этого. Я медленно, судорожно выдохнула, чувствуя, как грудь сдавило от тревоги и страха.
И в этот миг что-то изменилось – что-то во мне. Я испытала странный покой или нечто на него похожее. Я так давно не чувствовала ничего подобного, что не сразу распознала это ощущение. Конечно, то могла быть игра воображения, но груз на моих плечах вдруг стал легче, и мне показалось, что тело само собой расслабляется.
Встряхнувшись, но желая еще раз испытать это странное чувство, я попыталась заговорить снова, однако поняла, что мне нечего больше сказать.
Я нуждалась в помощи, а также в наставлениях. Я ведь не ожидала, что Бог или кто-то другой раздвинет передо мной Красное море или дарует зрение слепому. Меня беспокоило только то, где мне удастся поесть и поспать в эту ночь. Сама мысль о том, чтобы спать на улице, приводила меня в ужас. Неплохо было бы также найти работу.
Чем больше я размышляла о ближайшем будущем, тем сильнее становилось напряжение. Тот покой, что я испытала ранее, оказался весьма мимолетным. Я закрыла глаза и выдохнула, пытаясь вновь отыскать его внутри.
Не вышло. И неудивительно. Но я всегда могла рассчитывать только на себя. И именно теперь мне надо было вытащить себя из болота за волосы.
Зря я пришла в эту церковь, я должна была сразу это понять. Церкви не предназначены для таких, как я. Чувствуя себя Индианой Джонсом из фильма, в котором тот должен был шагнуть в пропасть, веря и надеясь, что над ней из ничего появится мост, я начала вставать, и тут моя сумочка упала на пол с громким шумом, который словно раскатился по стенам церкви, как эхо по каньону. Я застыла на миг.
И только тогда я заметила, что нахожусь здесь не одна. В этой церкви был кто-то еще, стоя на коленях у алтаря. Когда моя сумочка упала, этот человек обернулся на звук.
А затем он поднялся, и я замерла на месте, когда он двинулся ко мне. Я совершенно не сомневалась: кем бы этот человек ни был, он попросит меня уйти. И я напряглась, полная решимости встретить его лицом к лицу. Если он собирался вышвырнуть меня на улицу, то я намеревалась сказать ему, что меня вышвыривали из мест получше этого.