Не то чтобы я с нетерпением ждал сокращения программ. Мы уже отказались от печати ежемесячного вестника, который мы рассылали прихожанам. Многие из них были весьма преклонного возраста и не пользовались компьютерами, так что с рассылкой новостей по электронной почте возникли проблемы. Мы сократили бюджет за счет услуг уборщиков и понизили температуру в церкви. Я не мог перестать думать о предстоящих мне сложных решениях.
По правде говоря, мне ничего так не хотелось, как избежать встречи с Алексом и обсуждения церковных финансов. Но дело было в том, что именно на моих плечах лежало тяжкое бремя этой ответственности.
– Что ты задумал? – спросил я прежде, чем начать спорить.
– Баскетбол, – сказал Кевин.
Слово буквально зависло в воздухе между нами. Нет, он наверняка шутил. И хорошо, что Кевин не мог меня видеть, потому что я возвел глаза к потолку.
– Я не могу отменить эти встречи только ради того, чтобы побегать с тобой по баскетбольной площадке.
– Еще как можешь. Есть такая штука, как самоподдержка. Готов ты это признать или нет, но ты в ней нуждаешься. И я не собираюсь выслушивать твои отговорки. Либо ты явишься сам, либо я лично приеду тебя забрать.
– В последний раз я играл в баскетбол много лет назад. – До того как у Кэти обнаружили рак. Даже раньше. Много лет назад. Я потерял навыки и форму. Кевин наверняка сделает меня на площадке. Вся моя жизнь вращалась вокруг церкви и семьи. То, что Кевин называл самоподдержкой, выпало из списка моих планов так давно, что я успел о ней напрочь забыть.
– Ты меня слышишь? – требовательно спросил Кевин. – Я сказал, что никакие возражения не принимаются.
Я вздохнул, признавая поражение. Мне был знаком такой его тон, и с него сталось бы действительно появиться здесь и утащить меня с собой, словно строптивого подростка.
Я звонил ему ради Шей, надеясь, что Кевин сумеет ей помочь, и не ожидал ничего большего, кроме короткого телефонного разговора. Но все обернулось иначе.
Насколько я мог понять, Кевин был ответом на молитвы Шей.
И на мои тоже.
Глава 3
Шей
Когда пастор Даглас рассказал мне о «Центре надежды», я не знала, что и думать. Я видела, насколько ограниченны мои возможности, и согласилась отправиться с ним, но ничего особенного от поездки не ожидала. Да и как я могла этого ожидать?
Когда мы прибыли на место, я вначале приняла это здание за отель. Я ведь предполагала, что «Центр» выглядит так же, как один из обычных ветхих приютов. Тех, где койки крепятся к стенам, а люди заранее выстраиваются в очереди, чтобы не упустить возможность получить горячую еду и место для ночлега. Я совсем не ожидала увидеть современное многоэтажное здание.
– Пастор… – Я остановилась, сомневаясь в том, что это нужное нам здание. – Это он? «Центр надежды»?
Я назвала его пастором, хотя думала о нем как о Дрю. Именно так он мне представился, и именно это имя засело у меня в голове.
– Вам что-то не нравится?
Я покачала головой, пряча изумление. Мы оба молчали по пути сюда, и я гадала, не сожалеет ли он о своем обещании мне помочь.
Мы нашли парковочное место сбоку от здания и зашагали в сторону входа. Я жадно вглядывалась во все вокруг. Заметила марширующую шеренгу дошколят в сопровождении трех взрослых. Дети весело подпрыгивали на ходу, держась за руки. Меня поразили их улыбающиеся лица. Я уже очень давно не слышала детского смеха. Ранее Дрю упоминал при мне, что «Центр надежды» принимает и матерей с детьми, и я задумалась, не из их ли числа эти малыши. Судя по тому, какими счастливыми они выглядели, едва ли.
Счастливыми. Радостными.
Я не испытывала радости, настоящей радости, уже так давно, что теперь, стоило мне заметить ее на лицах других людей, мне казалось, будто мне дали пощечину. Но не болезненную, а из тех, что приводят в чувство. С того момента, как я потеряла маму, в моей жизни не стало покоя и любви.
Как только мы вошли в здание, нас поприветствовала ресепшионистка, совсем как при поселении в отель. Вот только ключей от номера нам не дали. Вместо этого мы расписались в журнале и получили бейджи для посетителей. Я продолжала подозрительно оглядываться по сторонам, не зная, чего ожидать. В углу фойе стояла украшенная к Рождеству елка, под ней громоздились упакованные подарки.
Мое сердце забилось так, словно я бежала вверх по холму, и я знала почему. Я уже намекала на то, что в прошлом совершала ошибки, но я не упоминала, в чем они заключались. Дрю не был моим исповедником, и я совершенно не желала открывать ему – или, если уж на то пошло, кому-то другому – свою душу.