— Не обязательно.
Она невероятна во всех смыслах этого слова. Мне нужно уйти от неё к чёрту. Я знаю, чего хочу… но не понимаю, почему не могу.
— Что ты собираешься сказать своему парню? Как его зовут?
— Брайан.
— Что ты собираешься сказать Брайану?
— Я уже это сделала. Сказала ему, что поцеловала другого, извинилась и…
— Поцелуй? — хмыкаю я. — Ты думаешь, это был просто грёбаный поцелуй? Нет, — я иду к парковке. — Я не буду дурацкой пешкой в каких бы то ни было отношениях, с которыми ты имеешь дело.
Она спешит догнать меня.
— Ты не пешка. Боже, неужели ты не видишь…
Я обрываю её и останавливаюсь в нескольких футах от её машины.
— Разве ты не видишь, что просишь меня сделать невозможное? Ты просишь меня изображать восторг от этого, Рейн? Дружба? Когда мы оба знаем, что это нечто большее. Мы уже миновали стадию дружбы.
— Да, полагаю, что так.
— Может быть раньше, детка. Возможно до того, как я обнял тебя и почувствовал, как твои ноги дрожат, обернутые вокруг моего тела, когда ты собиралась кончить на мой член. А может, и раньше, — я сглатываю и делаю глубокий вдох, — когда ты стонала мне в рот и дергала за волосы? Нет. Чёрт возьми, нет. Потому что я не могу быть рядом с тобой и не хотеть большего. И я не могу быть рядом с тобой и не злиться на тебя за то, что ты дразнишь меня…
— Я не специально, — она качает головой. — Не нарочно. Неужели ты думаешь, что я хотела испытывать такие чувства к кому-то ещё?
Я должен закончить этот разговор, потому что в нем нет смысла.
— Ты хочешь сделать татуировку? Я сделаю её только потому, что не хочу, чтобы кто-то другой испортил её, и потому, что провел одиннадцать часов, рисуя эту чёртову штуку.
— Ты нарисовал цветок?
— Да. Я нарисовал цветок, — киваю на её машину. — Поезжай домой. Увидимся завтра.
Она ждёт секунду, но потом открывает дверь и садится на водительское сиденье. Я иду обратно, когда она окликает меня. На этот раз я колеблюсь, но сдаюсь и оборачиваюсь.
— Во всём есть исключения, Вон. Даже в любви.
Глава 7
Рейн
— Я собираюсь отнести это Вону, — говорю я Полли, держа в руках пакет с сэндвичем.
— Уверена? В прошлый раз, когда мы пытались это сделать, он выбросил его в мусор.
— Да, уверена. Скоро вернусь.
Я солгу себе, сказав, что имею представление о том, что делаю. Вчера я была уверена, что он скажет, что ни за что на свете не сделает мне татуировку, но когда Вон согласился, я ухватилась за эту возможность. Прежде чем открыть дверь, вдыхаю немного воздуха и медленно выдыхаю.
Это мой способ двигаться дальше или, по крайней мере, делать шаги. То, что моя кожа постоянно отмечена другим мужчиной, — это не только татуировка. Речь идет о парне, которому я доверяю это сделать. О том, что я пообещала себе загладить свою вину перед ним за то, что была так не уверенна, когда в глубине души я знаю, что уверена в нем больше, чем во всём остальном в своей жизни.
Захожу внутрь, и меня встречает тишина.
— Вон, — кричу я.
Так и не получив ответа, иду в дальнюю комнату и осматриваюсь — безрезультатно. Решив, что он, быть может, уехал с каким-нибудь поручением, я возвращаюсь к столу и сажусь писать ему записку. Как только кладу ручку на бумагу, дверь распахивается.
— Привет.
Входит парень с большими тоннелями в ушах и татуировками до подбородка и закрывает за собой дверь.
— Привет, — нервно оглядываюсь, надеясь увидеть Вона, но его по-прежнему нигде нет.
— Вон на работе?
— Хм, я в общем-то не знаю, где он.
Он смотрит на часы и плюхается на диван.
— Тогда я подожду.
— Тебе назначено?
— Да. Он заканчивает мою грудную клетку. Надеюсь, это будет последний сеанс.
Я выхожу из-за стола и облокачиваюсь на стойку.
— Сколько раз тебе приходилось приходить?
— Пять. Это будет шестой.
— Срань господня!
Он смеётся.
— Да, но мне пришлось ждать пять месяцев, чтобы попасть к нему за этим творением, так что мне всё равно, сколько времени это займёт.
— Почти полгода?
Этот человек тоже сказал, что он хорош, но я и понятия не имела, что у него такой длинный список ожидания.
— Да. Как только распространился слух, что он вернулся, все сеансы у него тут же были забронированы.
— Что ты набил?
Он встаёт, задирает рубашку на груди, и я подхожу к нему ближе.
— Всего понемногу.
— Я вижу, — племенные узоры, маленький портрет, имя, череп… столько всего, но это не выглядит захламлённым или неряшливым, или что-то ещё. Так или иначе, всё красиво переплетается. Я вынуждена прикоснуться к красотке, потому что она выглядит такой реальной. — Потрясающе.
— В чём дело, Рейн?
Голос Вона пугает меня до чёртиков, и я вскидываю голову так быстро, что бью этого парня по носу. Он чертыхается и закрывает лицо руками, когда кровь стекает к подбородку.
— О, Боже мой. Мне так жаль, — я поворачиваюсь к Вону. — У тебя есть бумажные полотенца?
Он просто… стоит там и выглядит взбешённым. Никогда не видела его таким злым. Вон скрестил руки на груди и стиснул зубы. В конце концов, он идёт за бумажными полотенцами.
— Присядь, присядь, — я хватаю парня за руку и тащу к дивану. — Запрокинь голову.
— Всё нормально.
— Запрокинь голову. Это должно помочь справиться с кровотечением.
Парень смеётся.
— Вообще-то нет.
— Откуда ты знаешь?
— Мой отец-врач, а я — скейтбордист, — он наклоняется вперёд и щиплет себя за переносицу, прижимая к ней рубашку. — Я не раз ломал себе нос.
— Я его сломала? — кричу я.
— Не совсем.
— Мне так жаль…
— Чип, — отвечает он.
— Мне жаль, Чип.
— Держи, мужик.
Вон бросает Чипу рулон бумажных полотенец, и мне приходится протянуть руку и поймать его, потому что тот пытается остановить кровотечение.
Чип берёт у меня рулон и отрывает несколько кусочков.
— Почему бы тебе не привести себя в порядок, а после встретимся с тобой там? — спрашивает Вон, но требовательный тон не оставляет ему выбора.
Чип встаёт, а я следую за ним.
— Мне очень, очень жаль.
— Не беспокойся об этом.
Чип пытается улыбнуться, но с окровавленной рубашкой и бумажным полотенцем он выглядит забавно, и я не могу сдержать вырывающийся наружу смешок.
Мы с Воном смотрим, как парень заходит за угол, а потом он поворачивается ко мне.
— Зачем ты пришла?
Я слегка съёживаюсь от его сердитого тона.
— С тобой всё в порядке? Выглядишь очень расстроенным.
— Почему ты здесь?
— Я принесла тебе ланч.
Ложь.
Он качает головой, затем толкает меня к столешнице. Я стараюсь не растечься лужицей от его близости.
— Что я вчера говорил, милая? — парень так близко, но не касается меня. Его руки заключают меня в клетку, а его футболка едва касается меня, когда он делает вдох. — Разве я не говорил тебе, что не могу быть рядом с тобой и не хотеть большего? Хм?
Мой пульс бьётся так сильно, что я чувствую его на шее.