— Сядь, — шепчет она, нежно толкая меня в грудь.
Я подчиняюсь и откидываюсь назад, когда она забирается ко мне на колени. Не говоря ни слова, она протягивает руку между нами и просовывает мой член между своей влажностью, и сосредотачивается на мне, прежде чем опереться на мои плечи. Мои веки отяжелели от похоти, и я изо всех сил стараюсь держать их открытыми.
Жар Рейн начинает охватывать меня, но девушка останавливается, как только её ногти впиваются в мою кожу. Вопрос вертится на кончике моего языка, но, когда я наконец отвожу взгляд от того места, где мы соединились, я смотрю на её лицо и понимаю.
— Я твой, детка. Делай всё, что тебе нужно.
Её рот приоткрывается, когда она скользит вниз, и мне приходится бороться, чтобы не врезаться в неё, когда она окружает меня. Рейн скачет на мне медленно. Берёт то, что ей нужно. Я стискиваю зубы так сильно, что у меня болит челюсть. Её бёдра начинают трястись вокруг меня, и каждый раз, когда она опускается на мой ствол полностью, Рейн беспорядочно стонет.
— Чёрт, — выдыхает она.
— Ты уже почти?
— Да.
Как раз в тот момент, когда я больше не могу терпеть, девушка выкрикивает моё имя и толкает нас обоих через край. Она падает вперёд, и я проваливаюсь вместе с ней на кровать.
Через несколько минут она смотрит на меня и спрашивает:
— Ты хочешь приехать к моим родителям на Рождество?
— Детка. Мой член всё ещё внутри тебя, и ты думаешь об этом? — я надеюсь, что она бросит это, потому что я действительно не хочу говорить о Рождестве.
Она скользит вверх, и мы оба стонем от чувства потери.
— Вот теперь ты можешь думать.
— Ты всё ещё голая.
Она проводит пальцами по моим плечам и целует ключицу.
— Я давно хотела спросить тебя об этом. Мне было некомфортно, что мы ничего не сделали на День благодарения.
Мне пришлось поработать на День благодарения. На самом деле каникулы – это очень напряжённое время для меня, поэтому я отклонил приглашение Рейн поехать к её родителям. Я никогда не отмечал ни одного праздника или даже дня рождения. Обычно мне плевать на всех остальных и на то, что они думают обо мне, но мысль о том, чтобы сидеть за столом с её семьёй, – это версия ада для меня.
Когда я был моложе, я не понимал, чего мне не хватает. Я помню, как пошёл в школу и почувствовал другое чувство в животе. Учителя всегда были такими милыми, и когда они спрашивали, как дела дома, я лгал. Я не думаю, что они мне верили, потому что иногда они приносили мне еду во время обеда или случайно оставляли пару теплых перчаток.
Мне было лет девять или около того, и это было за день до рождественских каникул. Все дети говорили о приходе Санты и о том, как они старались быть хорошими в этом году, чтобы он принёс подарки. Они сказали, что, если ты будешь плохо себя вести, он принесёт тебе уголь.
В тот момент, когда я сидел за обеденным столом, снимая плесень с куска хлеба, который нашел в буфете, прежде чем успел собраться и сесть в автобус, до меня дошло, насколько я отличался от них… насколько всё у меня плохо.
А когда наступило Рождество, а у меня даже угля не было, я подумал, что мама, должно быть, была права, когда сказала мне, что я такой дрянной сын, что Санта даже не стал тратить время на поездку к нам домой.
Волосы на макушке Рейн трепещут, когда я делаю глубокий вдох.
— Если ты хочешь, чтобы я это сделал, я сделаю.
Она поднимает бровь.
— Я думала, ты только что это сделал.
Я переворачиваю её и щекочу.
— Остановить. Стой, — я продолжаю, но девушка отталкивает мои руки. — Клянусь, я сейчас описаюсь. Пожалуйста, остановись.
Её глаза блестят от слёз, голос дрожит, и моё сердце холодеет.
— Прости, детка. Я и не знал, что ты так боишься щекотки, — страх на её лице не очень-то меня успокаивает. — Что не так?
— Нет-нет. Я просто очень боюсь щекотки и ненавижу, когда люди не останавливаются, когда я им говорю.
Тень пробегает по её лицу, прежде чем она скрывает её.
— Нет. Я просто очень не люблю щекотку. Поэтому… — она обхватывает меня ногами и несколько раз приподнимает бёдра, чтобы потереться об меня. И вот так, я снова готов для неё. — Так ты собираешься прийти к нам на Рождество?
Одним медленным движением бёдер я проскальзываю внутрь девушки и замираю.
— Да, детка. Я приду.
Глава 19
Рейн
Не могу уснуть. Спор, произошедший между мной и Воном ранее, врезался мне в мозг. Чёрт, весь этот день бьёт меня по голове, снова, снова и снова.
Служба, мужчины у Вона, крики, секс… чертовски хороший секс. Дважды за сегодняшний день, и этого всё равно недостаточно. Это заставляет всё остальное исчезнуть. Как напоминание о том, что я пыталась забыть.
Уф. Переворачиваюсь на спину.
— Если не собираешься спать, то почему бы тебе не сказать мне, что случилось? — голос Вона пугает меня.
— Думала, ты спишь, прости.
— Как можно ожидать, что кто-то уснёт, лёжа рядом с тасманийским дьяволом? — он хихикает, кладёт руку мне на живот и придвигается ближе. Кончиками пальцев Вон осторожно скользит вверх и вниз по моей обнажённой руке
— Он всё время кричал на меня.
Рука Вона застывает, прежде чем продолжить движение. Мягкость становится несколько грубее, полагаю, так он пытается сдержать свой гнев. Мне очень нравится, как он меня защищает. Даже если это неправильно, или если это делает меня менее женственной, мне всё равно, потому что я хочу, чтобы мужчина заботился обо мне так. Я могу быть независимой и нуждающейся одновременно.
— Он даже в самом начале кричал. Но он всегда был шумным, всегда был душой вечеринки. Тот адреналин, что бурлил в нём, когда он прыгал со скалы или катался на лыжах с горы, этот же адреналин тёк через него всегда. Он был громким и агрессивным и применял эту энергию по отношению ко мне всё время.
Сосредотачиваюсь на трещине в потолке.
— Он никогда не бил меня, ничего подобного не было, и у меня нет сомнений в том, что он любил меня… но я не была так счастлива, как могла бы быть. Честно говоря, я предполагаю, что у него было не диагностированное психическое расстройство. Потому что в одну минуту он мог быть таким милым, а в следующую – мог просто взбеситься из-за чего-нибудь. Он угрожал покончить с собой, когда я однажды сказала, что собираюсь расстаться с ним. Поэтому я не стала этого делать. Я приняла его обратно, и на какое-то время ему стало лучше. Но затем спонтанные выходки начались снова.
Я принимала его больше раз, чем могу сосчитать. Я сидела и позволяла ему это, потому что знала, что это пройдёт. Знала, что это не он. Однажды он так сильно меня защекотал, что я описалась. Я никогда никому об этом не рассказывала и никогда не расскажу. Это так стыдно. Но именно это он и делал. Ему всё казалось смешным.
— Пока ты не сказал, что никто не должен на меня так кричать, я никогда не понимала, насколько всё плохо на самом деле.
— Прости меня, Рейн.
— Всё то время, что мы были вместе, он всегда заставлял меня обещать, что я не брошу его. Сначала это было мило. Однажды мы поссорились, и он в отместку покатался на своем снегоходе по шоссе. Боже, это было так опасно, но, когда он вернулся, он снова был нормальным. Поэтому я изо всех сил старалась сделать его счастливым.