Перемерив пять различных нарядов, я остановилась на шикарных джинсах, легкой, струящейся, розового оттенка блузке без рукавов, с бисером на воротнике и подходящем пиджаке цвета слоновой кости, что был слегка обрезан. Соблазн обуть мои новые туфли с ремешками и огромным каблуком от Джимми Чу, которые я купила для поездки и ни разу не надевала, был велик. Но я выбрала балетки, если мы будем много ходить — Такер всегда брал такси, когда мы путешествовали, но Лукас, казалось, любил гулять или ездить на метро, и я тоже. Подарив великолепным туфлям кислый взгляд и поцеловав подошву, я поставила их обратно в шкаф и скользнула в свои балетки.
После того как подправила волосы, я добавила немного макияжа «смоки айс», но отказалась от блеска, смазала губы бальзамом и обвела карандашом для губ. Сжав губы вместе, я убедилась, что они были не липкими, просто мягкими, с намеком на цвет.
Мне нужна маленькая удача, может, я смогу сегодня вычеркнуть пункт «Поцелуй» из Парижского списка.
Видишь, Лукас? Списки — это весело.
Финальным штрихом был парфюм, но когда я подняла бутылочку и понюхала, аромат напомнил мне о Такере. На самом деле, это был его подарок.
Я поставила флакон обратно на мраморный туалетный столик и решила вместо духов использовать ароматизированный лосьон для тела. Он был сладким, но не слишком навязчивым, и я даже сняла свою одежду, чтобы натереть все тело, игнорируя внутренний голос, требующий узнать, почему так необходимо, чтобы внутренние стороны моих бедер пахли как розы и жасмин.
Так как я долго собиралась, я опоздала на десять минут. Бежав по коридору к лифту, я надеялась, что из-за меня мы не потеряем зарезервированный столик или что-то в этом роде. Я беспокойно стучала ногой по спускающейся машине, желая, чтобы он двигался быстрее. Иисус, Миа. Успокойся.
Но когда двери лифта открылись, и я увидела, как он ходит по вестибюлю, я не смогла сдержать улыбку и почувствовала невероятную легкость.
Его волосы были причесаны, а щетина почти сбрита — может быть, не полностью, но почти. Без кудрей и усов я могла лучше оценить красоту черт его лица: то, как высечен его подбородок, выдающиеся скулы и изгибы рта. Он надел темные джинсы, чистую белую футболку и рубашку, и хотя я всегда была девушкой, которая любит костюмы и галстуки, от его вида мои внутренности затянулись узлом. Самым лучшим был взгляд на его лице, когда он увидел меня: помесь удивления и восхищения.
— Я начал думать, что ты все-таки покинула город. — Он улыбнулся, прежде чем поцеловал меня в обе щеки.
— Извини, — сказала я, слегка запыхавшись. — Я уснула, когда вернулась.
— Хорошо. Вздремнуть — это замечательно. И теперь я могу держать тебя допоздна.
Это мое воображение или он сжал мою руку, когда сказал это? В любом случае, моя кровь нагрелась примерно на тысячу градусов, отправив горячий поток тепла к моему лону.
Мы доехали на метро до Латинского квартала и вошли в маленький итальянский ресторанчик «Марко Поло». Мы сели на открытом воздухе на террасе, но из-за высоких тепловых ламп и свеч на столе, свежий ночной воздух казался теплым и уютным.
— Извини, я даже не задумался, что может, ты бы хотела французскую кухню? — Лукас перегнулся через стол с озабоченным выражением на лице.
— Нет, совсем нет. Выглядит изумительно. И я даже могу в какой-то степени понять меню. — Оно, конечно, было на французском, но в глаза бросались названия известных итальянских блюд.
— Здесь все вкусное. Это мой любимый ресторан в Париже.
— Правда? Что стоит заказать?
Он передал мне меню, и когда я не смогла выбрать между двумя блюдами, он заказал их оба и пообещал, что на тарелке может быть столько вкусов, сколько я хочу. Я выбрала бутылку вина, красное итальянское, и заставила его пообещать, что я смогу заплатить за него.
— Давай не беспокоиться об этом, — сказал он. — Расскажи мне, что еще ты бы хотела сделать, пока ты здесь.
Я рассказала ему о своем желании посетить блошиный рынок, и мы вступили в длительную дискуссию о нашей любви к старым вещам и их историям. Когда он рассказывал о некоторых винтажных вещах, что были в парижской квартире его матери и в его собственной в Нью-Йорке, я положила подбородок на руки и подумала о том, как он отличался от Такера, который предпочитал современное старомодному. Иногда он не возражал, если вещь была старой, лишь бы она была дорогой репродукцией, а не подлинным изделием, которое могло развалиться, и кроме того, кто-то другой ею пользовался. Он думал, что это было странно.
— Блошиный рынок завтра закрыт, но что еще ты бы хотела сделать, — спросил Лукас, — я могу отвести тебя в несколько моих любимых винтажных магазинов.
У меня чуть не отвалилась челюсть. Он хочет снова увидеть меня завтра.
— Мне нравится эта идея! Но ты уверен, что не занят? Я не хочу занимать все твое время.
— Нет, я не занят. Я должен уехать из города послезавтра, но... — его голос затих. — Завтра подходит.
Мое счастье испарилось. Он уезжает через два дня? Но я приклеила на лицо то, что, я надеялась, было яркой улыбкой.
— Хорошо. Завтра звучит великолепно.
Принесли наше вино и первые блюда, и я заставила себя не думать ни о чем, кроме настоящего момента и наслаждения мясом. Лукас был прав — еда была восхитительной. Каждое блюдо было лучше предыдущего, а обслуживание было неторопливым, что давало нам время также насладиться друг другом. Когда я наконец попробовала свою телятину Марсала, я не могла сдержать слов наслаждения, срывающихся с моих губ:
— О боже мой. О боже мой, так вкусно.
Лукас ухмыльнулся.
— Ты сказала это так много раз.
— Я ничего не могу с собой поделать — это все и вино, и еда. Хорошо, что я не живу в Париже, я была бы огромной как дом.
— Здорово видеть тебя счастливой. Я беспокоился прошлой ночью, что твоя первая поездка в Париж станет последней.
Я проглотила божественный кусочек в моем рту.
— Я думаю, что ради телятины я вернусь сюда даже в одиночку.
— Она хороша, не так ли? Вот, попробуй это. — Он отрезал кусочек своего стейка и протянул его к моим губам.
Я застонала от нежного мяса, с привкусом розмарина и чеснока, и особенно от интимности действия — есть с вилки Лукаса. Его рот был на ней прямо передо мной, подумала я, восторженно жуя. Мы практически уже поцеловались.
Конечно, это не было правдой, но каждый раз, когда он предлагал мне кусочек — я ему — я не могла ничего поделать, но думала, что мы стали на один шаг ближе. И я на самом деле хотела поцеловать его. Это шокировало меня, как сильно я хотела это сделать. Перестань смотреть на его рот. Ты делаешь это таким очевидным!
За кофе мы разговаривали о музыке, о его исследовании и том, как его отец повлиял на него. Мы обнаружили взаимную любовь к старому классическому джазу, что не удивительно, и он сказал, что у него есть довольно большая коллекция винтажных записей в парижской и нью-йорской квартире.
— Ничто не может превзойти звучание винила, — сказал он, поставив пустую чашку на стол. — Это гораздо лучше, чем цифровые записи.
— Я никогда не замечала. Может, ты когда-нибудь покажешь мне разницу.
Например, когда мы будем слушать записи и заниматься любовью.
Он улыбнулся мне через уставленный свечами стол, превращая мои внутренности в горячий воск.
— Я бы хотел.
Мы уставились друг на друга на долгое время, за которое мое желание к нему превратилось из Бабочек в Животе во Влажность в моих Трусиках. Меня больше не заботило, почему я хотела его. Я просто знала, что хочу — больше, чем просто поцелуй. Мои соски стали твердыми, они покалывали, и я представляла себе его идеальный рот на них. Святое дерьмо. Мое нижнее белье полностью промокло от желания, и шов моих джинсов прижимался к моему клитору как раз в нужном месте. Когда мой разум перешел на его руки, которые могли бы потянуться ко мне под столом, я решила отлучиться ненадолго.