Это занимало мою голову большую часть вечера, что было хорошо. Мне нужно было что-то, чтобы отвлечься от Лукаса, чье появление в летнем костюме пшеничного цвета, светло-голубой рубашке и ГАЛСТУКЕ, конкурировало с окружающей обстановкой. Он был чисто выбрит, и у меня возникло сильное желание несколько раз потереться об его подбородок. И желание облизать его. Да, оно тоже у меня было.
Я поддерживала болтовню о своей работе, чтобы не сломаться, и он слушал с интересом, не жалуясь, когда я бродила с фотоаппаратом. Но мое «Я Полностью В Порядке, Правда» забрало у меня все силы — я была истощена к тому времени, как все расселись, чтобы ужинать, я не была уверена, как долго я еще могу держать видимость, что у меня все хорошо.
Мы сидели за длинным главным столом с семьей, и еда выглядела привлекательно, но я не была голодна. Я наложила еду, в основном, просто перемещая ее по своей тарелке.
Во время десерта Лукас спросил меня, все ли в порядке.
— Конечно. — Подняв бокал, я сделала изрядный глоток.
— Ты кажешься тихой, — сказал он, проведя пальцем над ремешком моего ярко-розового платья.
Я поставила бокал.
— Просто задумалась.
— О чем ты думаешь?
Не смей, Миа Девин. Не смей, черт побери…
— Эм... — Я сделала еще один глоток вина, который дал мне время придумать допустимый ответ. — О том, что осталось в парижском списке. У меня будет только три дня, когда я вернусь, на самом деле, два с половиной, в зависимости от того, когда придет поезд. — Мой голос звучал ужасно неестественно для меня.
— Верно. Ты уезжаешь во вторник, ага.
— Ага. Назад в реальность. — Я нацепила яркую улыбку, как в рекламе зубной пасты.
Его губы дернулись, но это не была его обычная улыбка.
— Похоже на то. В субботу ночью я буду работать в «Бивере», так что…
— Все в порядке, — щебетала я. Давай, Миа. Больше энтузиазма, ты можешь сделать это. — Теперь, когда ты показал мне, как передвигаться, я буду в порядке сама по себе. Не беспокойся.
— Я просто собирался сказать, что мы можем сесть на ранний поезд завтра. — В его глазах было беспокойство, Лукас с осторожностью меня изучал. — Но... ты имеешь в виду, что больше не хочешь тусоваться вместе, когда мы вернемся в Париж?
Больше вина. Вот и все. Выпить до последней капли.
— Эм, нет, не совсем. — Я теребила ножку моего пустого бокала. — Я имела в виду, что тебе больше не нужно играть в гида. Я могу справиться сама.
Тишина.
— Ты правда этого хочешь?
Конечно нет, глупенький.
Я открыла рот, чтобы продолжить вечернее достойное-не-меньше-чем-Оскара представление, но Лукас все разрушил, ответив на свой же вопрос.
— Потому что я буду очень опечален, если это так и есть.
О нет. О, Господи. Слезы на подходе.
Отчаянно я оглядела стол. Где, черт побери, бутылка вина? Другие члены семьи болтали и не замечали разворачивающейся между нами драмы, но я знала, что, если не встану и не уйду, плотину внутри меня прорвет.
— Миа? — Лукас потянулся к моей руке.
— Извини. — Отодвинув стул, я подпрыгнула и промчалась мимо других столов, вдоль бассейна, обошла вокруг, к другой части дома. Я бежала в темноте, заставляя ноги передвигаться на каблуках так быстро, как я могла, благодарная, что в старшей школе я занималась бегом и до сих пор имела привычку делать физические упражнения. Через сад — вы когда-нибудь пробовали бежать по гравию? Это отстой, и тем более, в обуви не для бега. Дальше я пробежала мимо фонтана и весь путь к задней части оливковой рощи. Я бежала так быстро, что даже не могла плакать, легкие угрожали вырваться, а в боку кололо. Когда я достигла границы виноградника, я рухнула с краю старой каменной пристройки.
Положив щеку на холодную грубую поверхность, я ударила рукой об камень и зарыдала. Я плакала так же сильно, как когда Такер отменил нашу свадьбу, но самое безумное, что сейчас я чувствовала себя еще печальней. В отличие от слез, что были тогда, эти были подпитаны только разбитым сердцем, без злости, сожаления или стыда, чтобы разбавить их.
— Миа! — голос Лукаса эхом раздавался по роще. Он мог меня видеть? Я подавила рыдания, но мгновение спустя я услышала его быструю поступь, и затем ощутила его руку на моей спине. — Миа, о боже мой. Ты в порядке? Иди сюда, пожалуйста.
Может, это была ошибка, но я позволила ему повернуть меня в своих руках и на протяжении целой минуты тихо плакала на его плече. Он крепко держал меня, потирая мою спину, ничего не говоря. Когда дрожь замедлилась, он нежно покачивал меня и поцеловал макушку головы. Я подняла свое заплаканное лицо с его груди, и он поцеловал обе мои мокрые щеки. Затем мой лоб.
Перестань делать эти милые вещи. Я уже влюблена в тебя, и ты делаешь все только хуже.
Но я не смогла ничего сказать, потому что его рот был на моем, а его руки были вокруг меня, и наши тела были прижаты друг к другу так, что это превращало мою безнадежность в отчаяние, заставляя меня жадно поглощать то, что он хотел мне дать. Я хотела этого. Я хотела этого сейчас, и мне плевать на расплату.
Подпрыгнув, я обхватила его ногами за талию и целовала его с яростным желанием, сжимая его волосы в кулаках, кусая его губы, хватая ртом воздух. Его руки нащупали мою задницу, и он прижал меня к себе, так что я могла ощущать его член, выпирающий через одежду. Этого было недостаточно. Недостаточно.
Он прижал меня спиной к каменной стене, и я знала, что сойду с ума, если он не окажется внутри меня.
— Лукас, я хочу, чтобы ты трахнул меня. Сейчас, — приказала я у его губ.
Он не боролся с этим. Опустив мои ноги на землю, он расстегнул свои брюки, пока я скидывала свое нижнее белье. Через две секунды он поднял мое платье, и снова прижал меня к стене, только на этот раз его член уже погружался в меня.
Наши рты были в сантиметрах друг от друга, обжигая горячим дыханием. Моя страсть к нему была настолько огромна, что мне казалось, что моя кожа не выдержит этого, и я могу взорваться в любую секунду. Каждый раз, когда мы были вместе, был невероятным, но этот был каким-то другим. Он был неистовым, тревожным, движимый болью так же, как и возбуждением.
Он ощущался как последний раз. Как гребаное прощание.
Что, если так оно и есть? Что, если это, правда, прощание?
Я прижалась к нему, и он вбивался в меня жестко и быстро, затем притянул меня крепче к себе, потираясь своим телом о мое.
— О боже, Лукас, — я задыхалась. — Я сейчас кончу...
— Я хочу тебя, — зарычал он. — Я хочу, чтобы ты кончила на мой член. Я хочу ощутить это. Затем я кончу внутри тебя сильно.
Моя голова ударилась о каменную стену, когда оргазм накрыл меня, и с каждым сокращением моего тела вокруг его, слова проносились в моей голове... черт, да, о, мой, бог, вот так, ты, чертовски изумительный, я не могу остановиться...
Он застонал и сильнее прижал меня к стене, опустив лицо к моей шее и полностью заполняя меня. Я ощущала его — ощущала пульсацию его оргазма, как будто это был мой собственный, и я обхватила его ногами, а его голову руками, мое сердце барабанило в груди. Я открыла глаза и подняла взгляд к небу.
Я видела звезды, которые еще даже не были рождены.
Боже, я люблю тебя.
И это случилось, в одну секунду это было в моей голове, а в следующую на губах. Это что-то похожее на кино, когда вы знаете, что героиня собирается сделать что-то глупое, и в замедленном движении вытягиваете руку к экрану, крича: нееееееееееееееееееееееет!
— Боже, я люблю тебя.
Как только слова вырвались, я замерла.
Лукас поднял голову.
— Что?
— О боже мой. — Меня захлестнула волна смущения, щеки покраснели от стыда. — О боже мой, я не имела это в виду.