Она с растерянным видом моргает.
— Я… имела в виду песню Марвина Гэя.
— Так это был Марвин Гэй?
— Я немного не попадала в ноты.
Я выгибаю бровь, уголки моих губ дергаются вверх.
— Вот как?
— Окей, может быть, много. — Она открыто смеется, ее глаза за очками — вихрь шоколада и карамели.
Ах. А вот и снова она.
— Вы голодны? Я приготовила завтрак.
— Зависит от того, как вы готовите, — дразню ее я, наслаждаясь происходящим до опасного сильно, больше, чем должен. — Если так же хорошо, как поете, то… — Я изображаю гримасу.
Она шутливо шлепает меня по груди.
— Дурак.
Мы смеемся, и это приятно, как сигарета после отличного траха. Когда смех замолкает, становится тихо, но на наших губах остаются улыбки. А ведь я могу и привыкнуть, думаю я, — к ее смеху, к ее присутствию, заполняющему пустоту моих комнат. Незваная мысль застигает врасплох. Но стоит ей появиться, и она, как семечко, прорастает во мне, пускает в мою душу корни.
Я неотрывно смотрю на нее, пытаясь запомнить точное расположение крошечной родинки у ее губ. Слева, вверху, прямо под ямочкой на щеке — мой личный Бермудский треугольник.
— Спасибо вам за вчерашнюю ночь, — хрипло говорю я.
— Не стоит. На моем месте так поступил бы любой. — Она нервно оглядывается, избегая смотреть мне в глаза. — Кроме того, у вас уютная комната для гостей с очень удобной кроватью. Знаете… м-мне, наверное, пора уходить. Приятного аппетита. — Она словно загнанный зверь, пытается высвободиться, пытается убрать мою руку с пути.
Но я, не пуская ее, крепче хватаюсь за стойку.
— Почему вы остались?
— Потому что вы меня попросили.
— Вы могли уйти после того, как я заснул. — Мое сердце взрывается. Время будто бы замирает, пока Валентина подбирает слова.
— Потому что я сама хотела остаться, — шепчет она. — И было приятно…
Я наклоняюсь к ней ближе. Задеваю мочку ее уха губами.
— Что именно?
— Почувствовать себя нужной. — Она поднимает лицо, встречает мой взгляд.
И то, что я вижу, словно удар поддых. Мне хочется полететь в Нью-Йорк и убить ее ублюдочного супруга, своими собственными руками измолотить его в кровь за то, что он посмел вложить в ее взгляд эту боль.
— Желанной. Я … я уже забыла, каково это, и…
— Вы понятия не имеете, да? — Костяшками пальцев я отвожу с ее плеча волосы. Она дрожит подо мной. Очерчиваю изящную линию ее шеи, плеча — руками, которые горят от желания покорить ее, подчинить, сделать своей.
Она издает судорожный вздох.
— О чем?
— J’ai envie de toi. — Я беру ее за руку, целую запястье, чувствуя, как ее пульс вбивает жизнь в мой. — J’ai besoin de toi. Tu me rends fou. — Вот бы мои губы могли оставить на ее коже эти слова, заставить поверить в них. Я беру в ладони ее лицо, поглаживаю большим пальцем ее пьянящий румянец. — Будь я хоть немного слабей… (Я хочу тебя. Ты мне нужна. Ты сводишь меня с ума. — прим. пер.)
Валентина проводит языком по губам, ее грудь рывками вздымается.
— Да?
Внезапное дребезжание дверного звонка словно окатывает нас холодной водой. Чертыхнувшись, я отпускаю ее. Валентина на неверных ногах отходит, и я понимаю, насколько был близок к потере самоконтроля. Иисусе. Еще минута — и я бы взял ее прямо на кухонной стойке.
— Себастьен, дверь следует закрывать на замок, — с шутливым укором произносит знакомый голос откуда-то сзади. — Мы были рядом и решили сделать тебе сюрприз… о! Похоже, мы… здравствуйте!
Не может быть. Но ужас на лице Валентины говорит мне, что может. Пытаясь прикрыться, она покрепче запахивает кардиган.
— Дядя Себ! Дядя Себ! — Подбежав ко мне, этот чертенок обвивает своими ручонками мою ногу. — Смотри! — Запрокинув голову, он широко улыбается. — У меня выпал зуб!
— Круто, приятель. Давай ты расскажешь мне обо всем этом чуть позже? — Взъерошив черные кудри малыша-Джека, я поднимаю глаза на свою кузину Софи, ее мужа и племянницу Изабеллу.
Их попытки сделать меня пятым членом семьи начались с тех самых пор, как Джек, муж Софи, стал новым послом Штатов во Франции. И вот сейчас они стоят, держа пакеты с едой, которой хватит на целую армию, и смотрят большими, как блюдца, глазами на нас с Валентиной. Если бы не она, я бы, наверное, засмеялся.
Неосознанное желание защитить ее от неловкости ситуации заставляет меня встать рядом с ней.