— Когда мы закончим, хочешь остаться посмотреть фильм? Эмм... раз мы вроде как п-пропустили прошлый раз, — быстро добавил он, опуская взгляд на свои руки.
Приглашение было милым, и, судя по манерам Орина, ему сложно было это сказать.
— Я бы с удовольствием.
С Орином было легко работать. Мы смешивали наши идеи без споров, и его проницательность была уникальной и хорошо продуманной. Не в первый раз я был поражён его умом.
— Ты ходил в школу в этом районе? — спросил я через час нашей работы.
Орин поднял на меня взгляд от бумаги, на которой делал наши пометки. Он покачал головой и снова опустил глаза.
— Я учился на дому.
Он не углублялся и быстро вернул разговор обратно к нашему проекту. Я не стал давить.
— Итак, — предложил я какое-то время спустя, — как насчёт того, чтобы нарисовать макет рекламного щита, или хотя бы набросать несколько вариантов, — я хохотнул. — Как раз увидим, насколько я запомнил эту цветовую лекцию.
Орин улыбнулся и тут же нашёл свои записи с сегодняшнего дня.
— У нас есть ориентир, — сказал он, кладя блокнот в центре стола. — Эмм… у меня есть ф-фломастеры. Давай я их найду, — Орин подскочил и исчез в коридоре. — На книжной полке у окна есть несколько альбомов для рисования. Где-то к низу. Можешь их взять? — крикнул он.
Найдя взглядом правильную полку, я встал и нашёл нужные альбомы. Они лежали на нижней полке, дюжина или больше альбомов. Присев на корточки, я взял один с верха кучи и открыл, чтобы посмотреть, есть ли в нём пустые листы для нашей работы. Он был заполнен детскими на вид рисунками на каждой странице. Я ахнул, в восхищении листая их, прежде чем взять с полки второй альбом и проверить и его. Он тоже был заполнен.
Большинство картинок были разноцветными и заполняли каждый квадратный дюйм свободного места, в то время как другие были зачёрканы чёрным фломастером и оставлены наполовину готовыми, от них явно отказались, посчитав не достаточно хорошими.
Я остановился на одной из зачёркнутых страниц. Изображение было нарисовано чёрным фломастером и имело очертания машины. Были добавлены спойлеры и крылья, которые я не совсем мог разобрать, но эмблема впереди была очевидной.
— Это Бэтмобиль. Только я не могу его нарисовать, слишком сложно.
Услышав высокий голос и специфические сложности в произношении у человека, который стоял за мной, я притормозил. Когда я повернулся лицом уже к Рейну, от волны нервозности волоски на моих руках встали дыбом.
Не было времени что-то обдумать, как только он встретился со мной взглядом, на его лице появилась широкая улыбка. Он держал в одной руке пенал и подскакивал на месте.
— Я могу показать тебе Бэтмена. Он мой любимый. Тебе нравится Бэтмен?
Он упал на колени рядом со мной и забрал у меня альбом, пока я оставался замершим от шока. Листая страницы, он надул щёки и выпустил воздух маленькими порциями, делая пукающие звуки.
— Не этот, — он засунул альбом обратно на полку и покопался в стопке, пока не нашёл другой. — Бэтмен мой любимый.
— Б-Бэтмен довольно крут, — выдавил я, с трепетом наблюдая за ним, пока он просматривал следующий альбом.
Найдя то, что искал, он положил альбом мне на колени и улыбнулся.
— Вот он.
Глядя на изменившегося мужчину рядом со мной, я заметил все невероятные различия, которые произошли в мгновение ока. Его лицо светилось невинностью. Гордость за то, что он хотел мне показать, объединялась с чувством свободы и радости, которую каждый взрослый человек оставлял позади, когда вырастал. Вечное беспокойство Орина, твёрдое напряжение Рида и самоуверенность Коэна — всего этого не было совсем. Рейн был сам по себе. Ребёнок во всех смыслах, за исключением фигуры.
— Ты Рейн, — прошептал я, едва найдя свой голос.
Он хихикнул и сморщил нос.
— Это моё имя. А ты Вон-д, — сказал он, добавив отдельно в конце «д».
— Ты меня знаешь?
Он кивнул, его голова от этого излишне дёргалась, махая волосами.
— Ты умеешь рисовать Бэтмена? Я могу тебе показать.
Назвать ситуацию странной было бы преуменьшением, но я готовился к мысли о знакомстве с Рейном и пытался смотреть сквозь тело взрослого мужчины передо мной на ребёнка, которым он явно был.
— Признаюсь, я не очень хорошо рисую.
— Это очень легко. Идём, — он взял альбом, зажал его под рукой, затем взял меня за руку и потянул в коридор.
— Куда мы идём? — спросил я. Орин никогда не приглашал меня дальше гостиной, и слабое ощущение незаконного проникновения в его личное пространство меня беспокоило.
— Мы можем рисовать только в Бэтпещере. Такие правила.