«Я на плече своем ношу клеймо...» — сложилось у Саши в голове.
Она продолжала ворочаться и пыталась заснуть: завтра сложная операция на лице гордости страны — примы музыкального театра...
«И эта адская печать мне не дает покоя...»
Мало того что много швов... ой, каламбур получился...
«Там нервы обнаженные сплелись в комок...»
...так еще желательно, чтобы поскорее зажило...
«Где кожу выжег ты своей беспечною рукою».
...у нее юбилейные концерты на носу.
«Мне тело гибкое свое приятно ощущать...»
Кстати, а что там у нее с носом?..
«И лишь плечо саднит и ноет рваной раной...»
Кажется, нос не трогаем...
«Как тяжела касанья твоего печать!..»
Подбородок второй удаляем...
«Но я молю: клейми меня опять!..»
Шею режем...
«Я эти муки ада назову нирваной».
Уже на рассвете она забылась на пару часов.
* * *
После обычной ежедневной планерки шеф сказал:
— Александра Борисовна, зайдите, пожалуйста, ко мне через минуту.
Саша отсчитала ровно шестьдесят секунд, глядя в окно, и постучала в дверь кабинета с табличкой «Главный хирург отделения пластической хирургии, такой-то».
Услышав «войдите!», она вошла.
Главный хирург сидел за столом, сосредоточенно рассматривая свои переплетенные пальцы.
— Присаживайтесь, Александра Борисовна.
— Спасибо, Антон Янович.
Пауза.
Антон Янович поднял на Александру Борисовну свои на четверть корейские глаза. Глаза как-то необычно блестели. И еще ассистентка заметила темные полукружья под ними.
— У нас ответственная операция... — произнес Антон Янович.
— Да, Антон Янович, — сказала Александра Борисовна, пока не понимая, к чему это: ведь все уже только что обсудили.
— А я не спал всю ночь... — продолжил он, не отводя взгляда.
«Если он сейчас предложит провести операцию вместо него, что в последнее время бывало нередко, — подумала Саша, — мне придется признаться ему в том же...» И опустила глаза.
— По вашей милости, между прочим, — добавил шеф.
Саша удивленно посмотрела на него.
— Я не мог заснуть, потому что думал о вас.
Саша прикрыла лицо — она сейчас рассмеется.
— Больше того, я не хотел засыпать, чтобы продолжать думать о вас.
Она снова посмотрела на шефа.
Шеф встал.
Саша тоже поднялась.
Он обогнул стол и подошел к ней близко-близко.
— Что прикажете делать? — спросил шеф.
— В этом месте... — Саша улыбнулась, — в этом месте мой будущий папа крепко-крепко прижал к себе мою будущую маму.
Шеф коротко хохотнул, запрокинув голову — о, как же Саше нравилась эта его диковатая манера! — а потом прижал к себе Александру Борисовну.
— Так? — спросил он.
— Не совсем...
— Так? — Он сжал объятия.
Александра Борисовна пискнула, и в этот самый момент на пороге кабинета появилась старшая сестра предоперационной палаты с весьма озабоченным лицом, которое не замедлило вытянуться и преобразиться в недоуменное.
Антон Янович — и Саша это отметила — не дернулся, не отпрянул, а тихо сказал, повернувшись к сестре:
— Я сейчас выйду.
Сестра ретировалась, а он посмотрел на Сашу.
— А что было потом? — спросил он.
— Отгадайте с трех раз.
Но он не стал гадать, а просто поцеловал ее в губы. Саша ответила на поцелуй.
Операцию перенесли на следующий день — у примы поднялась температура. Возможно, это спасло ее лицо от некоторых вполне вероятных непредвиденностей.
* * *
В следующую субботу Саша с Антоном снова отправились на рыбалку. И снова им повезло с уловом.
В обратный путь они тронулись пораньше, чтобы заехать к Сашиным родителям — угостить их свежей рыбой и познакомиться.
Саша вошла в гараж. Папа что-то сверлил на настольном станке и не слышал, как хлопнула дверь.
— Па! — крикнула с порога Саша.
Папа не слышал.
Саша свистнула в два пальца.
Папа обернулся, увидел дочь, обрадовался и отключил станок. Саша с разбегу бросилась ему на шею — она все еще была маленькой девочкой рядом со своим могучим папой — и уткнулась в нее лицом.
— Сашок! Не предупредила... Я так рад...
— Па, я не одна. — Она подняла глаза, в которых папа сразу же прочитал все-все-все, что произошло в жизни его дочки за последние несколько дней.
— Кто он? — строго спросил папа.
— Он тебе понравится!
— А тебе он нравится?
— Да... очень. — И Саша снова спрятала лицо.
Папа взял ее за подбородок.
— И что, он уже целовал так мою птичку? А?
— Папка, ну тебя!..
Хохоча, в обнимку, они вывалились из невысокой гаражной калитки.
— Папа, это Антон Янович. Антон, это Борис Владимирович.
Папа протянул руку Антону. Саша знала — сейчас будет вынесен приговор.
Антон не опустил глаз под пристальным папиным взглядом.
У мамы, как всегда по выходным, были пироги. За столом было так же хорошо и весело, словно гость — вовсе и не гость, а давний друг, с которым все знакомы сто лет.
Прощаясь с дочкой, папа шепнул ей на ушко:
— Сегодня ночью я немножко всплакну.
— Почему, па? — удивилась Саша.
— Потому что это — настоящий мужчина. — Папа кивнул в сторону Антона. — У него настоящее мужское рукопожатие.
— Но почему же тогда?..
— Потому что теперь моя птичка будет щебетать на другой груди. — И папа крепко прижал ее к себе, а Саше показалось, что он не станет дожидаться ночи...
Она поцеловала папу в мягкую колючую, немного постаревшую щеку и сказала:
— Тебя должно утешать, что фамилия у меня останется твоя... только чуть-чуть сокращенная. Усеченная, называется у нас, хирургов.
И они засмеялись.
* * *
На свадьбу папа подарил дочери автомобиль ее мечты.
Конечно, у него тоже не было двадцати семи с половиной тысяч долларов, но у него было золотое сердце и такие же золотые руки.
Примерно полгода назад приятелю Бориса Владимировича, занимающемуся автобизнесом, удалось-таки выполнить его давний заказ и пригнать из-за границы слегка помятый джип, купленный там за бесценок. Папа пристроил его в пустующий соседский гараж — чтобы дочка не увидела раньше времени — и с усердием и любовью приводил его в надлежащий вид и состояние, намереваясь сделать ей подарок на Новый, двухтысячный год. Он очень хотел, чтобы номер машины был «2000» и даже готов был на дополнительные расходы по этой статье. Но такого номера в городской автоинспекции не нашлось, зато нашелся номер «7228» — год рождения и приближающийся возраст Саши, что и означало год двухтысячный.
Вручая дочке, онемевшей перед сияющим темно-зеленым перламутровым «чероки», ключи, папа сказал:
— Хорошо, что мне не удалось раздобыть эту машину раньше.
— Почему, па? — спросила Саша.
— Боюсь, с высоты его сиденья и из-за его темных стекол ты могла бы не разглядеть такого замечательного парня, как Антон.
ЛЮБИ СЕБЯ, КАК Я ТЕБЯ
Все началось банально, как в плохом романе. Хотя, если подумать, не все ли в этой жизни так и начинается — с самого момента нашего появления на свет Божий?..
Как бы то ни было, при первой нашей встрече... Да что там, при первом взгляде на него я поняла, что меня прежней больше нет... Опять не совсем то: не поняла, а почуяла. Так, наверно, кошки чуют землетрясение, крысы — течь, и бегут, бегут, движимые инстинктом самосохранения. Я не убежала. Впрочем, сначала — так сначала. Даже лучше — с предисловия.
ПРЕДИСЛОВИЕ