Но варги учуяли. Первая страшная морда с зубами наружу и лютыми, словно вывороченными ноздрями, сунулась сквозь потоки снега и ветра. Ранк коротко рубанул.
— Ранк! — взвизгнула Ветка, — Может, ходу? По коням, и попробовать ускакать?
— Можно было бы, коли видно было б, куда! Доставай меч и дерись!
Ветка выдернула меч Дис. Сердце заколотилось, а разум запросил — «выключите ужастик»! Девушка не готова была сейчас к сражению, и руки, и ноги предательски тряслись.
— Вот оно как, — искоса на нее глянув, сказал Ранк, — наравне с мужами-то.
— Н-ничего… я сейчас…
Громадные серые туши ворвались на пятачок, окруженный останцами; Ранк изготовился встретить первого, но свистнула стрела — варг упал.
Крики, ржание коней — еще минуту назад казалось, что они одни на пустоши, и вот пространство заполнилось витязями.
— Тенгель! Рохиррим! — воскликнул Ранк. — Какими судьбами?
— Видели вас из Дейла, с башен, — сказал молодой принц, спрыгивая с белого жеребца. — Видели и непогоду, что надвигалась. Король Бард попросил встретить. Неспокойно — варги вот появились. Две или три стаи пришли, часть перебили мы, часть бродит. И откуда взялись? Здравствуй, Ольва Льюэнь! Так не наугрим ты, говоришь?
— Теперь наугрим, — улыбнулась Ветка. Поджилки перестали трястись, и девушка забросила клинок Дис на место.
— То-то же. Только что же ты от своих-то отказываешься? За гномьим золотом устремилась? — Тенгель и его дружинники спешивались, заводили коней так, чтобы укрыть от снега и ветра.
— Быстр же ты на слова, — сказала Ветка, — человека не зная, судишь. Или по себе, а? Если бы я не видела, как отважно вы бросились на выручку, тоже могла бы по гномьему золоту пройтись.
— Языкастая!
— А что, терпеть молча? Улыбаться и махать ручкой?
— Чего вы в Дейл? — спросил Тенгель; воины его споро насобирали сушняка, вытолкнули трупы варгов из круга останцев.
— Я через город поеду, — сказала Ветка, — и дальше. В Сумеречный Лес. Нет ли… новостей оттуда?
— Нет покамест, — сказал Тенгель, — проезжали эльдар до Эребора и назад, день этак на десятый-двенадцатый после битвы. До Горы и резвым ходом обратно, коней не щадя. Говорили, королю худо, ради него всадников испросили до Ривенделла и в Лотлориен — но это прямо сразу после битвы, когда Зеленолист тут был. Не близкий путь, но я дал людей. И коней, само собой. Такое дело. Не мерзнешь ты?
— Нет, мне тепло, только болела долго после битвы, поэтому трясусь.
— Я видел, как два народа тебя попросту забыли, — сказал Тенгель, — каждый пенял на иной, и в итоге так и непонятно было, куда делась. Искал только полурослик.
— И ты, — сказала Ветка, — я знаю. Спасибо.
— Да так уж вышло. И потом желал я с тобой побеседовать, да не пускали — говорили, плоха. Побыл так дней пять, посмотрел свитки, к коим гномы допустили, и уехал к Дейлу. Города хочу строить в Рохане. Изучаю, чем какой народ богат.
Эорлинги переговаривались, смеялись — отряд был невелик, но выставили дозорных. Ранк смотрел кинжалы и мечи, тут же, на камне, что-то ровнял молоточком, советовал, загораживаясь краем куртки от ветра. Точило и небольшой молоток у каждого гнома были с собой во вьюках, обыкновенно.
Тенгель же сел рядом с Веткой на валун, пригляделся, запахнул поверх ее собственного плаща своим. Протянул флягу.
— Крепкое. Будешь, Ольва Льюэнь?
— Не откажусь.
— Так ты замуж за кого из наугрим вышла? За этого?
— Нет… я не замужем. Торин сказал, это чтобы у меня дом был. Чтобы знать, откуда я — говорить, эреборская. Это… как посвящение в рыцари было. Дщерь Эреборова.
— А на деле откуда?
— Так и не расскажешь. Из дальних человеческих земель, — задумчиво сказала Ветка, — из Москвы, стольного града Российского.
— Да, не слыхал такого. Надо будет посмотреть карты дальнеземелья. А что не замужем?
— Вдова.
— Так что же ты, Ольва, к людям не прибилась?
Ветка подумала и честно сказала:
— А я вас не нашла! То эльфы, то гномы…
Тенгель рассмеялся.
— Стало быть, с гномами оказалось сподручнее? Или эльфы не звали?
— Не звали. Кобылу вот подарили только. А твой… отличный конь! Хорошо прыгает? Лопатка длинная, корпус короткий… засекал?
— Засекал, правое заднее по венцу. Клали глину, чтобы нога становилась тяжелее. Твоя молоденькая… крыть бы пора. Ее в косяк, а тебе бы по посадке — жеребца.
— Я сама жеребцов и предпочитаю, но вот привыкла уже. Хорошая она, не нравная, не шарахается, не закусывает. Выносливая.
— Мой закусывает. Поэтому обучил ходить вовсе без оголовья, ибо толку нет. В бой если — тогда железо на цепях.
— Мундштук?..
— Не понимаю, что речешь!
— Ну вот… с рычагами… рычажные удила, и с цепочкой?
— Ну да, они!
— И кстати, жеребцы жеребцами, но я думаю, что Зима побыстрее твоего…
— Азара.
— Побыстрее твоего Азара будет.
— Поскачем завтра?
— На что?
— Ну… на желание.
— Хм. Хорошо. Ты что желать будешь, коли победишь?
— А ты?
— Я буду желать твоего коня на денек — покататься.
— А я с тебя танец али песню.
— Уговорились!
Ветка призадумалась. Потом опомнилась — достала их с Ранком дорожные припасы. Поделилась с Тенгелем, хлебнула еще раз из его фляги.
Лошади подружились, и Зима доверчиво прислонилась к теплому боку белоснежного жеребца, покинув вороного, который сердито косил, поджимая заднюю ногу. Ветка уставилась на эту картину слегка зачарованно, сообразив, что она так запросто разговаривала с парнем, которого и видела-то единственный раз. Пять минут. Там, перед битвой, в невероятном прошлом, три жизни назад.
Первая жизнь — дома, в Москве. Те лунные сутки внезапного возвращения.
Вторая жизнь — ожидание следующего новолуния в Эреборе.
И третья жизнь, которая началась недавно — жизнь подданной Эребора.
Веткины свитки судьбы заполнялись лихорадочными, скачущими рунами, как будто айну, управлявший этой скорописью, спешил наверстать нечто очень важное.
Рохиррим встал, дожевывая половину доставшегося ему хлеба, оставив свой алый плащ на соболе на Веткиных плечах. Светлые волосы с волной, которые не закрывал шлем, осыпаны снежинками. Серо-голубые глаза ясные… и человеческие. Мужчина был, наверное, ростом с эльфийского короля, не меньше, и Ветка ощутила странное чувство — она так привыкла к гномам, которые все, как один, были много ниже ее. В памяти всплыли слова Барда о своем народе, сказанные когда-то.
— Проходит непогода, — сказал эорлинг, — да и варгов не слышно. Скоро доберемся до Дейла. Бард, кстати, так и сказал, что это ты — хотя разглядеть еще трудно было.
— Бард меня немного уже знает.
— Непоседа?
— Есть такое.
— Это видно. Да и вообще… есть у меня такое чувство, Ольва Льюэнь, что мы с тобой знакомы уже были. Ты в Гондоре не жила?
— Не довелось, — улыбнулась девушка, — но и у меня есть ощущение, что я тебя давно знаю, принц Рохана. Например, знаю, что ты сладкоежка.
Эорлинг поднял на Ветку глаза. Не смеялся.
— Откуда знаешь?
— Знаю!
— Верно. Угадала. Малой еще был — в Рохане на пасеке частенько бывал. В Гондоре раздолье — и сахар, и всякие сласти. Стараюсь, чтобы никто не знал.
— А почему?
— Да не пристало воину!
— Чего это не пристало? Какая разница, кто чего есть любит?
— А вот не пристало и все. Слышишь, как завывает? Есть в тебе, Ольва, что-то… как от коршуна. Они так же подчас на добычу-то смотрят, как ты на… моего Азара, — скомкал какую-то другую концовку эорлинг.
— Я и на тебя так смотрю, — с удовольствием сказала Ветка. Воин вздернул светлые брови. — Не пугайся, я имею в виду — приятно с человеком посидеть. С людьми. А то гномы… они, конечно… но снизу вверх на мужчину посмотреть — это же здорово.
— Ну тогда радуйся, — расхохотался рохиррим, — вот я стою, полным ростом. Стихнет — и сразу в намет двинем. А то буран темнотой сменится, на пустоши это одна беда заместо другой. Гном, поспеешь за нами?