Торин тем временем говорил на родном языке гномов. Выглядел он величественно и великолепно — корона, широкие наручи, оплечье сверкали и сияли золотом и каменьями, белый волчий мех искрился, синяя рубаха в тон глазам и подбитая алым мантия шелково переливались. Смысл речи легко было угадать и не зная кхуздула: в нужный момент зал взревел, а молодые встали и с достоинством поклонились. Ветка ждала, что они поцелуются — но вспомнила, что это ведь помолвка. Еще не сама свадьба. Просто повод повеселиться и хорошо поесть. А целоваться — рано.
За столом сидели часа два, не меньше, и это было по-своему утомительно. Гномы ели и пили, и казалось, яств не убавляется, как и азарта едоков. Более того, никто и не собирался покидать столы, хотя Ветка знала — будут и танцы, и какие-то игры и забавы на пустоши в снегу.
Ветка угощалась, периодически поглядывая на стол, за которым пировали рохиррим и эльфы.
Глорфиндейл не появлялся.
Тенгель уже не в первый раз вставал с тостами; подружившись от всего сердца с Торином, он говорил красиво и подолгу и в честь счастья и замечательного будущего юного принца. Зал радостно ревел его словам, как и словам Двалина, Балина, Бофура и многих других — кто искренне поздравлял принца и принцессу с оглашением помолвки.
Не к месту было спрашивать узбада о золотом рыцаре.
Не к месту и пересаживаться за стол к Мэглину и узнавать у него. Мэглин тем временем также встал, и от имени эльфов поздравил Фили и Бус — коротко, но весьма любезно.
Ветку не оставляла тревога, появилась и усталость; есть она больше не могла. Зато голову ее посетила шкодная мысль. Девушка обождала некоторой тишины, встала и взяла бокал. На нее глянули с удивлением, но слово дали.
И Ветка начала с выражением, медленно выговаривать грузинский тост, выученный для какого-то эпизода с восточным колоритом на съемках — там, в прошлой жизни, — чуть переложив его на местный лад.
— Я предлагаю поднять этот бокал, наполненный древним вином, за доблесть и бесстрашие подгорного принца и его прекрасную невесту. Желаю им в день помолвки любви крепкой, как старое вино, которое, сколь ни хранится — не портится, а лишь лучше становится. Пусть выдержка вашего вина длится десятилетия и столетия! Пусть будет прочна любовь, как дерево, из которого делают бочки, в которых хранят это вино, как бронза, злато и серебро, из которых сделаны кувшины, в которые наливают вино из этих бочек, драгоценна и звонка, как бокалы, из которых мы пьем это вино за столом искренней радости! Прочна и крепка пусть будет любовь, как дружба, которая объединяет полуросликов, эорлингов, эльдар и наугрим, собравшихся за столом, чтобы пить вино из этих бокалов, налитое из кувшинов, наполненных из бочек! Желаю вам жить вместе столько лет, сколько нужно, чтобы сосчитать все драгоценные камни в подземельях Эребора, все капли воды в море под горой, все листья на самом древнем дубе в Сумеречном лесу, иметь столько детей, внуков и правнуков, сколькими желудями богат этот дуб. Выпьем же за это!
Договаривала Ветка с выражением, громко и четко, в полной тишине. На последних словах бокалы сдвинулись — с хохотом и ревом. Все двести обитателей Эребора радовались и пили за здоровье молодых.
Ветка уселась обратно, вполне довольная собой.
Торин подождал, пока гости выпьют, и в первой же паузе сказал:
— Спасибо за пожелание, славно сказано! Одно только, Ольва…
— Что?
— Да девы у нас не говорят застольных речей, — ухмыльнулся Торин, — не заметила?
Ветка встретилась глазами со взором короля-под-горой… невольно перестала улыбаться. Собралась что-то сказать — ему, только ему, так, чтобы он обязательно услышал…
От врат явился вестовой, который крикнул через весь Золотой зал:
— Узбад, там верховые на пустоши! Скачут сюда…
— Кто таковы? Люди Дэйла? Я не слал приглашений, не свадьба поди, — сказал Торин, поднимаясь на троне.
— Не видать пока, но скорее эльфы — с верхних балконов разглядели рога!
Рога.
***
Сердце ударило и остановилось.
Ветка видела, что все вокруг невыносимо медленно чокаются бокалами, подносят двузубые вилки ко ртам… Торин медленно-медленно поднял брови и словно по слогам выговорил:
— Ле-есна-ая фе-ея? Та-ак он же еще бо-олен, сла-аб…
Ветка тряхнула головой — это не Торин говорил медленно, это у нее в голове что-то приключилось, а теперь встало на свои места.
Она вскочила, резко грохотнув стулом; на нее обернулись многие лица… но Ветка уже неслась к конюшням, подхватив пышные алые юбки и не обращая внимания на окрики. Мэглин, эльфы сорвались вслед за ней, а следом и эорлинги…
Ветка неслась, не чуя ног — здесь? Здесь? Рога, рога!
Без промедления прыгнула на неоседланную Зиму, ухватив даже не повод — длинный ремень от недоуздка, и поскакала по эреборскому камню, по анфиладам — к вратам.
— Ольва! Ольва, погоди, — доносилось сзади; нет, не удержать.
Всадница галопом вылетела из открытых врат и замерла на пустоши. И сама она сидела напряженно, вся устремившись во взгляд — пытаясь разглядеть тех, кого дозорные увидели на дороге из Дейла лишь сверху. И лошадь, чувствуя ее напряжение, стояла как струнка, готовая сорваться в любой миг. Подъехал Тенгель — также охлюпкой, на непоседланном Азаре, Мэглин, эорлинги, эльфы, счастливый жених, Кили… и Торин. Всадники выстроились, словно их выбросила из пиршественной залы какая-то неведомая сила.
— Ольва! Поехали назад! — рявкнул узбад. — Что ты делаешь? Зачем?
— Правда, Ольва, — подтвердил Фили, — ну такой день, ну они и так сюда едут — доскачут через часок… может, даже еда останется…
Торин глянул на ее лицо, на руки… сказал горько:
— Ольва! Это ледяное сердце, безжалостное, безразличное…
Ветка отмерла. Прошептала:
— Пусть ледяное, пусть из камня или алмаза, лишь бы билось.
И, убедившись, что на пустоши в самом деле олень, выслала Зиму вперед. Кобылка, только ожидавшая приказа, понеслась золотистой птицей…
Но никто из всадников, толпившихся около Эребора, не помчался вослед, удержав друг друга.
========== Глава 15. Помолвка ==========
Торин смотрел вслед алому платью, сидя на коне недвижно, затем развернулся и уехал в Эребор. За ним — Фили, бурча: «Эх, Ольва, Ольва, все-таки учудила», и рохиррим. Кили, волнуясь, побежал на верхние балконы -рассматривать эльфийскую кавалькаду. Что Ольва, что рога были ему почти безразличны. Разве что дядя с Фили расстроятся… А вот та, которая могла сопровождать рога -очень волновала.
Заминка праздника быстро прошла -однако Дис, выслушав, что сказал брат, тихо распорядилась вынести еще стол. Его накрыли роскошной скатертью с тиснением, выставили посуду, взятую уже не на кухне -в сокровищнице. Да и нетронутого угощения нашлось вдоволь -оставили на печах, чтобы было теплым и свежим.
Никто не посмеет сказать, что гномы негостеприимны.
Мэглин и двое лучников совещались у распахнутых ворот Эребора. С одной стороны, лаиквенди не нравилось столь долгое отсутствие Глорфиндейла, и здравый смысл намекал спуститься в подземелья. С другой -происходящее на пустоши, особенно начавшийся ветер, смущали и тревожили его сердце также. Здесь он был за старшего, правая рука Владыки.
В конце концов, Мэглин краем зала прошел до трона и из-за орочьих клинков тихо попросил у Торина провожатого до подземного моря. Узбад, не поворачивая головы, кликнул Двалина и Глоина, раскрасневшихся, но вовсе не пьяных, хотя многие веселящиеся гномы, хоть и обсуждали бурно побег иноземки в красном платье, на ногах стояли уже совсем нетвердо.
Воины взяли обоих эльфийских лучников и пошли вниз, зорко приглядываясь и прислушиваясь по дороге.
Мэглин же оседлал себе коня и поставил у ворот.
Дозорные доложили, что на пустоши и впрямь Трандуил, и что Ольва доскакала до него — хоть и спустя немало времени, изнурив лошадь.
Лесной эльф изнывал от опасений. Скакать в сгущающуюся мглу навстречу Владыке? Спуститься к морю? Однако Кили сверху прокричал, что возле лесного короля есть еще витязь, да и прочие поднялись вскачь, нагоняют -хотя видны четыре варга, и ветер усиливается. Мэглин решил остаться тут… и заметил Асфалота, который вдруг, как по команде, светлой молнией метнулся вглубь Эребора —по галереям, мимо пиршественного золотого зала, наполненного гномами.