-Так вот. Вот что я хочу, -и Ветка начала нашептывать на ухо магу. Тот выслушал, пошевелил бровями, и изрек:
-Ко мне, к волшебнику, ты обращаешься с такой просьбой? А тебе не жалко ее потратить на… это?
-Неа, -сказала Ветка. -Мне очень хочется. Ну просто очень. Мне надо. А это то, чего мне тут очень не хватает, просто очень. Вот все остальное как-то и не нужно, а это… это нужно. Просто очень. Ты сможешь?
-Попробовать можно. Но, дева…
-Таркун, я ведь знаю волшебные правила. Никакое колдовство, которое касается любви и судеб, счастливым не бывает, -сказала Ветка, -а другого мне ничего не надо. Только то, что я попросила. Остальное мне дал Торин.
-Что же, -сказал Гэндальф, -речешь верно. Значит, я сделаю тебе это, и все, долг исчерпан?
-Да, так и будет. Пожалуйста!
Гэндальф посмотрел по сторонам, пошарил по карманам, осмотрел свой посох, и отломил от него тонкую щепку. Подул на нее, помусолил, пошептал.
Протянул Ветке.
-Каждый раз, как сломаешь, будет тебе то, что желанно. Закончится щепа -закончится и мое волшебство. Так пойдет?
-Пойдет, спасибо!
-Зачем тебе, Ольва?
-Ну, -застенчиво сказала Ветка, -как-то попрощаться. Отпустить. Этого же больше не будет. Мне надо… перешагнуть. Я уже шагала-шагала, но я та, кто я есть. А с такой опорой будет проще.
-Ну, тебе виднее. Пойду, спрошу у мужей, что думают они… о железной тевтонской свинье, -лукаво сказал волшебник.
-Свинья —это да, -легко согласилась Ветка, -свинья, может, была и лишняя… но кто же знал, что они так живо Даина приплетут…
***
Девушка вернулась в опустевший золотой зал Эребора. Посмотрела в морду чудовища на стене.
На трон, собранный из клинков.
Хотелось сесть на трон несказанно, но -слишком много говорили о приличиях, и слишком много таковых она влет нарушила.
Увидала какой-то стул, со скрежетом выволокла его на центр зала. Поставила лицом к дракону. Потом к трону. Потом боком, чтобы видеть и то, и другое.
Прикинула глубину зала, акустику.
Села, вытянув ноги, заложила руки за голову -взъерошила короткие волосы, которые при удачном освещении смотрелись светло-золотистыми, а при неудачном -русыми с сединой.
Прижмурилась, собираясь с мыслями. Начать, что ли, раз русич, с чего-нибудь вроде «Вдоль по Питерской»? Но нет -зал и душа требовали как раз тевтонского звука. Голдшлегеррр герррцегского.
И, выбрав, Ветка сломила палочку Гэндальфа.
-Ррраммм… штайн… -гулко разлилось по залу. -Рраммм… штайн… Ein Mensch brennt… Ramm-stein… Fleischgeruch liegt in der Luft…
«Надо было спросить, как регулировать громкость», подумала Ветка. Зал задрожал, как ей и хотелось -даже не потому, что звук был чрезмерно силен.
А потому, что сложилось.
***
— Черное наречие! -вскочил Торин. — Здесь!
Миг — и все короли ближайшего Средиземья, побросав бокалы и тарелки, бросились к залу. С других галерей бежали ошалевшие гномы из тех, кто оказался поблизости — бежали, и застывали в колоннаде.
— Рррам… штайн…
— Таркун? — выкрикнул Торин.
— Да, дева попросила музыки… которую она любила. Напоследок, — маг улыбался, — кто же знал, что музыка эта — такова?..
— Это не темное наречие, — громко сказал Трандуил, — скорее уж кхуздул.
— Вот и нет, — отрезал Торин.
— Она сидит там, посередине, и ей хорошо, — недоверчиво крикнул Фили, пытаясь переорать Тилля Линдемана. — Может, она оглохла, или ей на самом деле плохо?
— Скорее не знает, как убраться оттуда… — сказал Бард. — Я бы крайне хотел.
Гэндальф тем временем сделал пару пассов руками:
— Все, я скрыл шум внутри… нет, ей хорошо. Пусть она слушает, но другие гномы вне златого зала этого более не услышат.
Эльфы стояли рядом друг с другом.
Торин не поверил глазам — Трандуил широко, ярко улыбался, положив тонкие пальцы, унизанные кольцами, на бедра — так, словно понимал в происходящем больше, чем остальные.
Глорфиндейл же внезапно переменился — витязь был натянут, как струна, казалось, врос в странную музыку, и едва удерживался, чтобы не броситься в зал. Витязя, который всегда словно смотрел сквозь стены и сквозь людей, капризно голодал за накрытым столом, привередничал в выпивке, Торин видел таким воспламененным единственный раз — когда тот свился в клубок с голубым драконом.
Лесной Владыка покачал головой и фыркнул.
— Иди, — напряженно сказал Глорфиндейл Трандуилу на синдарине. -Иди. Попробуй разделить с ней… послушать с ней. Что с того, что гномы смотрят? Иди.
— Сомневаюсь, что это необходимо, — на том же наречии чуть лениво, надменно сказал Трандуил, убирая улыбку. — Дева пьяна… и воспользовалась балаганным колдовством Митрандира. Что я услышу там? К чему паясничать? Ее одной более чем достаточно, чтобы развеселить королей.
Глорфиндейл повернулся медленно -и его лицо было таким, словно его ожгло драконьим огнем.
— Что?.. Паясничать?..- выдохнул он.
— О. Я сомневаюсь…
— Ты сомневаешься, Трандуил Ороферион? — Глорфиндейл сделался неожиданно яростным, зажегся пламенем, а его низкий, тяжелый для утонченного тела голос загремел перепевами молотов, перебивая музыку, -ты мнишь себя королем, поставленным особняком, в выси над всеми иными, неприкасаемым и прекрасным, скорбным потерей супруги?
— Лорд! — Трандуил вспыхнул мгновенно, как вспыхивает белоснежная молния в грозу, и его голос также прокатился рокотом, врастая в ударные. — Осторожнее! Еще слово — и я обнажу клинки!
— А видишь ли ты в ее паясничании множество отражений Арды, вплетенных друг в друга? Или ты видишь только смертную, маленькую женщину, которая прошла через запредельные дали? Что ты видишь, сын Орофера?
— Какие отражения Арды? — выкрикнул Трандуил. — Мне показалось… нет, я уверен, что там, где я был, это и была Арда, но такова, словно для нее айнур пели и дважды, и трижды, и каждый раз в песни врывались новые искажающие силы!.. А о чем ты говоришь, витязь?!.
-Ты не понимаешь! — Глорфиндейл пылал, и по его волосам несся поток сумасшедших отблесков факелов. — Арда! Там вправду была та же Арда, как и эта! Создавая Арду, Эру создал ее не единой, а словно вложенной друг в друга, многочленной и сложной, как его сознание -и эти отпечатки первородного замысла живут единовременно! Даже валар и майар, даже они, айнур, не были способны понять этой усложненности, этой целостности, путаясь в деталях, отвлекаясь на детали! Вокруг нас десятки, если не сотни миров, как слои полотна, окутывающие сущность самого Творца, а мы заперты тут, на единственном слое, как любимые и старшие, но замершие в неподвижности и в бессмысленном почтении дети! Она —тому доказательство, она -и случайная мощь Белого совета, пробившая тонкую пелену мира! Послушай, какой поток, какая сила! У меня голову кружит от того, что через нее я могу прикоснуться к замыслам самого Илуватара… наконец-то прикоснуться… чего я так ждал долгие тысячелетия, и вот! Чаял осознать! Пытался услышать отзвуки! И вот! Встают на место недостающие капли мозаики мира, недостающие ноты! Она -и возродились драконы, она -и четыре народа сидят за одним столом, и вокруг нее собираются короли, ранее лишь обнажавшие друг против друга мечи, и делаются иными судьбы, и свершаются невозможные союзы, она — и все меняется! Словно открылось окно, и всех вас, всех нас ошеломил поток свежего ветра! Ты не видишь, Трандуил? Это же законы другого мира! Не ее волей, но через нее! Ты не рад разделить… принять… такое?!. Ты готов мертвой хваткой держаться за прошлое? Ты сомневаешься? Даже, когда слышишь и сам был свидетелем?..
— Глорфиндейл! Ты не можешь верить в то, что говоришь! Произошедшее со мной было невероятным… и я потрясен… но считать ее посланницей Илуватара? Ее, которую бросало тут по воле Саурона, презренного Гортхаура, словно щепу, ее, чья маленькая человеческая жизнь избита маленькими глупыми человеческими бедами!..
— Но я верю, Ороферион, — Глорфиндейл шагнул — близко, так, чтобы Трандуил видел его расширенные зрачки, — я уверен, я видел, я знаю наверняка. Загляни, если не побоишься, маг Лихолесья, и почувствуй, как далек был ее путь, и как страшны черные путы… Я хранил бы деву, не отступая ни шагу, и слушал бы каждый звук музыки иного замысла Эру — потому что только по нотам можно понять единое целое, постичь предназначение. Но тебе не интересно, Трандуил? Ты смотришь и видишь женщину, которая покинет чертоги Средиземья, и удалится в неизвестный тебе мир, когда придет ее время, повинуясь ее смертной доле… Но Трандуил! Ты же знаешь теперь, куда удаляются люди! Ты же видел кроху их бесконечного пути по отражениям Арды, по изгибам замысла Илуватара! Неужели ты не понял? Их путь — воистину вечен! Померкнув здесь, эти зыбкие фэа возгораются в иной мелодии, на иной складке Арды, не медля ни мига! Они —странники по нашим излюбленным звездам, Трандуил! Мы —заканчиваемся здесь! Вольно же нам кричать о нашей перворожденности и бессмертии, когда мы всего лишь немного осветили им начало пути!