Ветка приглядывалась к движениям, стараясь запомнить; но Трандуил не торопился выполнять обещание, с неимоверной неспешностью и убийственным изяществом серебряной двузубой вилочкой доедая нечто вроде овощной нарезки. Девушка сдалась, и положила себе жаркого и салата, пытаясь отпустить напряжение чуть ниже пупка, которое почти исключало мысли о еде. Даже рискнула вспомнить дыхательное упражнение на расслабление и концентрацию, но помогло оно крайне мало. Ужин надо было просто вытерпеть. С достоинством.
Глорфиндейл затих, свернувшись в угловатый клубок, из которого торчали колени, сапоги и локти. Златой рыцарь, гроза драконов, умилительно напомнил Ветке длинного, драного рыжего дворового кота — уши многократно обгрызены, брюхо впалое, сверкающий хвост — в шкодную полоску, глаза горят сумасшедшим огнем выдумщика и бойца. Собственно, широко поставленные глаза витязя под разлетающимися, изогнутыми бровями сейчас были закрыты, что вовсе не означало, что он спит — вытянутая левая рука держала наполненный до краев бокал без дрожи, причем на вид так неудобно, что у Ветки от сопереживания даже локоть заныл.
От поста у двери отделился лаиквенди, и позвал танцевать Тауриэль. Ветка видела, что перед этим Трандуил обернулся к нему, хотя Мэглин не издал ни звука, и слегка кивнул. Тауриэль, бледная, хотя и немного успокоившаяся, с благодарностью встала… эльфы заскользили в потоке музыки.
Мэглин что-то зашептал девушке в острое ушко, выныривающее из огненных локонов, когда танец позволил ему приблизиться, и — о чудо — уже через два тура Тауриэль улыбалась. Улыбался и сам лаиквенди, бережно поддерживая стражницу, которую теперь следовало называть принцессой, хоть и не эльфийской.
Ветке показалось, что Мэглин избегал смотреть на нее, проскальзывая мягким изумрудным взглядом мимо.
Девушка тихо, едва заметно вздохнула.
Гэндальф затеял с Бардом длинный разговор на тему будущего урожая и неслыханно глубокого снега на пустоши. Бард поддерживал сельскохозяйственную тематику, от души веселясь — это было видно по блеску его глаз, и присматривая за гостями. И за часами.
Блистательный Элронд, единственный, оставшийся за столом в легких доспехах, предложил руку Синувирстивиэль.
Эта пара немедленно начала тихую беседу, тихую, но весьма оживленную, двигаясь в неспешном танце, в котором у двоих касались лишь кисти рук и иногда пересекались запястья.
— Есть правила, согласно которым мы живем, — говорил негромко Элронд, — которые не нарушались столетиями и тысячелетиями. Лаиквенди Тауриэль попыталась отдать себя гному, хотя у наших народов даже природа различна… и что мы видим? Трандуил… Галадриэль говорила, что не видит проклятия, и Глорфиндейл также не видит тьмы внутри Ольвы. Но и тех злых сил, что вьются вокруг нее снаружи, по мне, было бы достаточно для более осмотрительного поведения. Лучшая целительница Сумеречья перебралась к людям. О, миссия благородна и понятна мне, но… слишком много событий, и все они чем-то похожи, и все они одинаково странны! И такого не случалось очень давно, или же — никогда… мне кажется, пришла пора поставить все на свои места. Завтра я буду говорить с Трандуилом.
— Элронд, ты будешь указывать девам или Владыке, как поступать? — прохладно спросила Синувирстивиэль, текущая, словно вода, в голубом мерцающем платье. — Я не могу осудить или поддержать Тауриэль. Я пояснила свое решение Трандуилу, и он согласился. Если ты хочешь увидеть общее и опасное в том, что происходит — твое право, лорд. Однако я не испытываю ни сомнений, ни угрызений совести. Я безгранично рада, что могу иными глазами посмотреть на достойнейшего из мужей, победившего дракона, и быть рядом с ним в его трудах. После его кончины я вернусь в Сумеречье, оставив своих учениц, способных исцелять людей. А ты, лорд Последнего Домашнего Приюта… может, и тебе пришла пора посмотреть на некоторые вещи иначе?
— А если Бард позовет тебя замуж?
Виэль оглянулась в зал, остановив взор на короле Дейла. Бард, сильно изменившийся с того первого дня, когда она помогала раненому в Эреборе, жестикулировал, разъясняя волшебнику свои торговые и аграрные планы, и улыбался; короткие усы, небольшая борода, темные завитки волос.
— Я помню юного Орофера, Элронд. И множество потерь уже было в моей жизни. И никогда в нее ранее не приходила такая любовь. Ни один витязь не вставал для меня отдельно от других. Элронд, я пойду за человека, если он позовет, и, если дозволит мой король. Ты был женат, ты в любви обрел детей — и все они с тобой. Ты должен понимать меня. Что будет с Владыкой и урожденной смертной… что будет с Тауриэль и гномом, я не знаю. Но я бы не обобщала наши истории, лорд Элронд. Они отличаются уже теперь. Все три. Хотя я надеюсь, что смогут одинаково продолжиться… очень надеюсь.
Темноволосый эльф кивнул, и наклонился к руке Синувирстивиэль с поцелуем.
— Сумеречье осиротеет без тебя.
— Нет, Элронд. Без меня в Сумеречье поднимутся новые целительницы, и заблистают еще ярче, чем блистала я. Я это твердо знаю. Теперь им надо будет справляться самим — и это взрастит их, — твердо сказала Синувирстивиэль. — А я буду не так далеко. Люди тоже достойны света, знаний и помощи.
— Отчего ты защищаешь иноземку Ольву?
— А чем тебе она так не по нраву?
— Тем, что я помню супругу Трандуила, и ее последний путь, — с нажимом сказал Элронд.
— Как будто я не помню этого… все мы беспрестанно оборачиваемся назад, и видим потери, — прошептала Виэль, — а если смотрим вперед, видим Гавани и путь туда, откуда, словно ошпаренный, убегал Глорфиндейл, пользуясь невероятным расположением Мандоса. Видим Благие земли и вечную радость в кругу тех, кого потеряли… но что-то же заставляет нас дорожить каждым мигом в Средиземье… Элронд, я, пожалуй, не вправе говорить… но уже сейчас Ольва Льюэнь должна быть драгоценна нам всем.
— Он одумается, — с легким раздражением сказал Элронд, — Трандуил одумается, и ему будет больно, что он разменял свое сияние.
— Ты меня не слушаешь, — мягко сказала Виэль. — Загляни в себя, лорд Элронд, и возможно, ты обретешь ответ.
— Глорфиндейл уже говорил мне это.
— О, — Синувирстивиэль улыбнулась, — о… Глорфиндейл… ты помнишь его таким?.. — и кивнула в сторону кресла.
Элронд лишь покачал головой.
— Он бывал таким, но давно, чересчур давно. Я не уверен, стоило ли ему вспоминать эти манеры. Виэль, и ты готова избрать ту долю, которая ждет эльфийку рядом со смертным мужем?
— Я помню Орофера, Элронд, — с нажимом повторила целительница, которая выглядела едва вступившей в возраст женской зрелости. — Но я помню его в браке, в расцвете сил, счастливым отцом юного Трандуила — я помню его, и когда я увидела его на престоле впервые, я в единый миг избрала путь целительницы, удержавшись от опаснейшей стези безответности фэа. А сейчас — нет, я не буду сомневаться. Это чудо, лорд. Ты не согласен?
Виэль чуть кивнула, завершая танец — лорд Ривенделла церемонно поклонился в ответ, видимо, убежденный не до конца. Или же вовсе оставшийся при своем.
Целительница, разбередившая в себе далекое прошлое, отошла к окну, где стояла Тауриэль, разглядывавшая Дейл. Тенгель и Сигрид кружились неустанно; девушка разрумянилась и выглядела очаровательно.
Элронд отправился к камину, обсуждать состояние старой пашни возле Дейла и вероятность доброго урожая.
— Тауриэль…
— Да, целительница.
— Я подумала над тем, что случилось, — сказала Синувирстивиэль. — Я подумала, что, если бы ты осталась в Дейле, ты смогла бы временами и навещать лес, и видеться с твоим принцем.
— У нас не было времени поговорить, — прошептала Тауриэль. — Я только поняла, что жить в горе вместе с гномами я не смогу. Их стало там очень много. У них свои законы. У них все… чуждое. С людьми проще. Я жду Кили, чтобы еще раз… все обсудить. И я ощущаю, что предала лес, предала лесную стражу, еще тогда, когда ушла самовольно за гномами…
— Я помогу вам, чем смогу, — произнесла Виэль. — В том числе… Тауриэль… ты отдала свой первый цвет принцу, и не понесла.