— Или певички эти, которые и вправду ощущают себя женщинами, а никакими не трансвеститами, просто они по-женски себя чувствуют…
И тут вторая пенсионерка протягивает мне букетик голубых цветочков, что целый день на дюнах собирала. Мелкие такие, может, незабудки. Уж она-то хорошо знает, что делает! Из полотенца соорудила мне платьице и между сисе-чек тот букетик воткнула…
— У этих теток игра такая, договариваются друг с дружкой так одеться, чтобы никто не приставал, чего, мол, в женщин нарядились, но все же в такую одежду, какую женщина порой тоже может надеть на улицу. А под курточкой, к примеру, маечка с глубоким вырезом, и медальончик на грудь повесит, чем тебе не декольте! А на руке браслет, а если кто спросит, так ведь и мужики нынче тоже браслеты носят. А на губы — помаду, но гигиеническую, которая из аптеки… А что помада эта не совсем бесцветная — не наша вина! И уже можно выйти на люди. Бочком, когда никто не смотрит, в туалете все это на себе поправить, подкраситься… Ногти вроде немного длинноваты, но вполне терпимо…
— То есть берг, теткин берг![29]
— Что такое? — вижу, смеются, они, может, даже «Космоса» не читали, но свое знают, кожей чувствуют.
Св. Ролька с Университетской
— Везет же тебе, ты в аспирантуре, везет тебе, ага…
Ролька в читальне изучает катехизис. Уже много лет. Хочет поступить на Папский факультет на Острове Тумском.[30] Впервые я увидел ее в местном теткобаре, когда там уже была дискотека. Длинные волосы, но спереди лысая, взгляд устремлен ввысь, одержимая, вдохновенная, однако в глубине глаз сквозит какая-то экзальтированность. Примерно тогда же всех сразила новость: Ролька сошла с ума! Сошла с ума, и ее поместили на Крашевского, потом на Зегадловича. В эти большие монастыри из красного кирпича, за высокими, до неба, стенами.
И вот пять лет спустя, в «Сцене», в туалете, Ролька стоит перед зеркалом, тряпку какую-то на голову натянула и сама с собою разговаривает:
— Ты прекрасна, я люблю тебя, ты прекрасна, я люблю тебя, чмок, чмок! — И потом в зале: — Теперь все в порядке, осталось только забрать из центра психического здоровья все мои вещи, всех моих плюшевых друзей: — Ролька нервно (ой как нервно!) затягивается сигаретой, отпивает пива и, испуганная чуть больше обычного, возносит очи горе в вечной своей озабоченности: постоянные переезды, а еще ведь надо забрать всех ее «плюшевых друзей» из изолятора, всех ее вылинявших мишек и талисманы, не то выкинут, ничего ведь не разрешили взять. Потому-то и устремляет взгляд ввысь, пожалуй, немного излишне этим напуганная (прочитывается где-то на дне глаз), дым, пиво, наконец веки опускаются, ногти… — Я никуда не хожу, нигде не бываю, я персона нон грата… Вот так!
— Прекрасно выглядишь, а я здесь читаю…
Прошло два года, и теперь я ежедневно вижу Рольку в читальном зале. Подгребает в перерыве, пока проветривают зал. Она вся в подготовке к поступлению, но закатывает глаза (сколько же с этой бюрократией хлопот), а волосы все длиннее, седые уже. Седые. Крашеные. Собранные в торчащий на макушке хвостик, как у маленькой девочки. Когда ее наконец примут на тот Факультет, как пить дать объявят святой! Она и на заставе была первой! И в сауне! Даже сегодня меня спрашивала:
— Ты была в сауне на Зельверовича? И как? — И начинает смеяться, ждет пикантных подробностей. Но вдруг становится серьезной и со страхом в голосе: — Мне надо к моему катехизису, к моим молитвенничкам, к моим картиночкам с овечками, пора в читальню, пока, пока.
Точняк, ее святой объявят на этих факультетах, и быть ей св. Ролькой с заставы, изображенной на картинах с плюшевым мишкой в руке и взором, устремленным ввысь, покровительницей тревог, хлопот и переездов.
29
Берг — термин из романа В. Гомбровича «Космос», здесь означает притворство конспираторов.