– Паша, ты сдурел? – ругается бабушка. – Ему восемнадцати нет еще!
– Он поведет аккуратно. Правда, сын? – Артем кивает, прокручивая на пальце колечко от брелока. – Не беспокойтесь, я контролирую.
Рассаживаемся. Тёма с отцом вперед, а вся женская часть устраивается сзади. Я занимаю место у окна. Маргарита Антиповна садится между мной и мамой. Отлично. Такой вариант меня вполне устраивает.
Север довозит нас до кладбища без приключений.
– Надеюсь, это было в последний раз, – ворчит бабушка. – Вступят в силу права, тогда пожалуйста!
– У нас был договор, – успокаивает ее Паша. – Артем уступил мне, а я в ответ сделал это для него. Пойдемте.
Покупаем цветы. Много живых, красивых, разных. Моя мать берет дядю Пашу под руку. Они уходят чуть вперед. Артем все еще немного хромает, но мы отстаем не только поэтому. Северу просто срочно понадобилось взять меня за руку, а при родителях он обещал таких вещей не демонстрировать.
Проходим по просторной аллее среди высоких деревьев. Останавливаемся и я сразу понимаю, что это она – мама Тёмы.
Пальцы сводного, сплетенные с моими, сжимаются сильнее. Больно, но я терплю. Маргарита Антиповна подходит первой, кладет цветы. Судорожно вздыхая, убирает налетевшие сухие листья.
– Ты похож на нее, – тихо говорю Артему.
– Да, – отвечает севшим голосом. Скрипит зубами, сильно жмурится, вздыхает и получив одобрительный кивок головы от отца, тянет меня ближе.
– Маргарита Антиповна, – зовет дядя Паша. Она поднимает на него влажные глаза. – Отойдем на пару минут. Пусть дети пообщаются.
Бабушка не спорит.
Тёма долго молчит, глядя на фотографию мамы. По его щеке стекает одна единственная слеза. Он тут же ее смахивает, натягивает нервную улыбку.
– Мам, я влюбился, представляешь, – усмехается он. – Это Этель. Она меня со своим отцом познакомила уже, теперь пришла моя очередь представить вас друг другу. Прости, что давно не приезжал. Я такой дичи натворил опять. Разгребал. Как тебе моя девочка, мам? Надеюсь, что нравится. Вы бы подружились. Она у меня такая же добрая и светлая, как ты. А я дурак… Влюбленный, вечно куда-то падающий без тебя, придурок. Эля вот меня спасает, – смеется он. – А еще, мам, чуть не забыл! Я с отцом поговорил. Дикость, да? Когда мы с ним вообще говорили?
Резким жестом стирает с лица еще одну слезу, шмыгает носом и поднимает голову выше. Щурясь от солнца, смотрит в небо. Мне очень понятны его чувства. Тёма старается быть сильным.
– Покурить бы сейчас, – говорит еще тише.
– Не надо, – глажу его по тыльной стороне ладони большим пальцем.
– Да это я так… Я же спортсмен. Мне нельзя.
Чувствую, как постепенно его отпускает. Отходим в сторону, подпуская к могилке дядю Пашу. Бабушка подходит к нам, крепко обнимает внука.
– Эля маме понравилась, – шепчет он вроде тихо, но я все равно слышу. – Уверен, что понравилась.
– Хорошо, – гладит его по затылку и спине бабушка. – Легче тебе стало, мой мальчик?
– Намного. Ба, спасибо, что уговорила отца приехать сюда всем вместе. Я бы даже пытаться не стал.
– Я не уговаривала. Он сам так решил.
Покидаем кладбище с легким сердцем. Дядя Паша сам садится за руль, а Тёма устраивается рядом со мной. Просовывает руку под мою короткую курточку, обнимает и улыбается.
– Ну что, семья? – обращается ко всем отчим. – Сегодня день такой… – вздыхает он. – И выходной у меня, что вообще бывает редко. В ресторан? Пообедаем, а потом можно устроить нашим большим и маленьким девочкам шоппинг. Сын, ты как на это смотришь?
– Положительно, – не раздумывая, соглашается Север.
– Тогда вперед.
Дядя Паша заводит машину, аккуратно выруливает с парковки, а наглый сводный, пока все отвернулись, быстро целует меня в щеку.
Эпилог
Артем
После разминки привожу себя в порядок. Проверяю перчатки, поправляю форму, делаю пару глотков воды. В зале появляются Максимилиан и Платон.
Калужский здесь вроде, но какой-то потерянный.
– Готов всех порвать? – приветствует меня Макс.
– На всех, боюсь, меня не хватит, но настрой боевой, – подмигиваю другу. – Этель в зале?
– Да. С Лу уже заняли места, а мы к тебе рванули, пока тренер занят. Нога как? Точно нормально? – беспокоится Авдеев.
– Медкомиссия допустила, значит нормально. Платон, а ты чего мрачный такой?
Его я другом назвать не могу. У нас пока нейтралитет. Общаемся.
– Да так, – дернув уголком губ, разворачивается и уходит к окну.