Эля замирает на пороге палаты. Мужики на соседних койках тактично нас не замечают. Зато я замечаю все. И паршиво, что это все мне нравится. Из большого окна на стене солнце проложило дорожку по полу. Этель попадает прямо на ее край. И я не могу не вести взглядом выше. Стройные ноги от колена и выше закрыты юбкой. Воспалённая фантазия дорисовывает остальное. Белая блузка на маленьких полупрозрачных пуговицах, вырез, изящная шея…
— Здаров!
За спиной сводной появляется Макс с рюкзаком через плечо и здоровенным пакетом. Подходит ближе, садится на край кровати и кидает на меня одеяло, закрывая по пояс. Красноречиво играет бровями.
— Не смущай девочку. Как ты, дружище? Мы тебе вкуснях притащили.
Эля все так же стоит в дверях, не решаясь подойти. Я наговорил ей… Дурак. Девчонка и так перепугалась.
— Ну привет, Север, — к нам присоединяется Лу.
Сейчас их всех отсюда попрут. Нельзя толпой. Но я рад им. А то был риск сдохнуть до вечера от тоски.
— Привет, — киваю нашей теннисистке. — Все нормально?
— Да. Спасибо, что помог. Только желательно, чтобы до отца эта история не дошла.
— Да у нас все гудели вчера. Боюсь, так или иначе до старших долетит, — ведет плечом Макс.
— Да уж, — отмирает Эля. — У меня телефон чуть не взорвался от сообщений. Не знала, что ты такой популярный.
Закатываю глаза к потолку. Ты, детка, обо мне еще вообще ни черта не знаешь!
— Тебе Даша уже звонила? — интересуется Макс.
— Телефон на режиме «в самолёте». Не хочу пока ни с кем говорить. А что? Тоже переживает? — усмехаюсь. Мне кажется, она не способна на такие чувства. У нее совсем иные ценности в приоритете.
— Да, — за Макса поспешно отвечает Эля. — Привет тебе передавала.
Авдеев отрицательно качает головой.
Походу, чтобы узнать подробности, телефон все же придется включить. Эля явно не хочет говорить, а ребята при ней не станут.
— Как нога? — Лу забирает у Макса пакет, выкладывает на тумбочку две коробки сока, негазированную воду, фрукты и мои любимые крекеры.
— С утра вкололи еще обезболивающего, так что нормально. Они сильно преувеличили, сказав, что на восстановление уйдёт месяц.
— Ты не торопись, — хлопает по плечу Лу. — Такие травмы…
— А ты бы пропустила чемпионат, зная, что следующая возможность попасть на него у тебя будет в лучшем случае через год? — перебиваю ее.
— Нет, — честно отвечает Лусинэ.
— Ну вот и оставь эти разговоры моей бабушке. А мне важно там быть, и я там буду!
— Север, тормози. Ты тут валяться будешь без тренировок. И плюсом больная нога. Да ты, считай, расписался под своим поражением.
— Макс! — рявкаю на друга. — Вот поэтому я телефон и выключил. Чтобы мне мозги не делали лекциями и причитаниями!
— Все, молчу я, молчу. Не психуй! Ты же знаешь, я в любом случае буду на твоей стороне, даже если с твоим решением не согласен. Могу завтра к тренеру заскочить, взять для тебя что-нибудь, чтобы хоть корпус пока в тонусе держал. Хочешь?
— Спасибо, — жму ему ладонь.
Мы просто болтаем, ржем как кони, все время шикая друг на друга, но нас все равно разгоняют. У меня еще один укол по расписанию. Медсестра входит в палату, а тут толпа. Разгоняет, разрешая остаться только Этель и то потому, что сестра. Она, в отличие от Макса, на кровать сесть не решается. Берет табуретку и устраивается на ней. Надо бы сказать, что я не злюсь. И да, еще извиниться. Но все эти слова противным комом застревают в горле. Мы просто смотрим друг на друга. Она не выдерживает первая. Отводит взгляд к окну. Решаю немного понаглеть на правах раненого. Тянусь рукой до ее, прилежно лежащих на коленях. Приходится немного сползти вниз по подушке, чтобы дотянуться. Прикасаюсь пальцами к ее руке. Вздрагивает, поднимает свои красивые ресницы и прячет от меня руки за спину.
— Извини, — сразу за все. И за вчерашнюю грубость, и за это прикосновение.
— Я пойду. Рада, что с тобой все хорошо. Бабушке обязательно позвони. Она волнуется.
Понимаю, что надо отпускать. Не хочется. Вот такой я дебил, оказывается, когда девчонка реально нравится. Не люблю привязываться к людям. Ничего хорошего из этого не выходит. И вместо того, чтобы попросить ее задержаться или прийти завтра, я просто отпускаю. Не фиг влипать в это глубже. Не отдать ее Платону — это одно, а то, как клинит какого-то черта меня, уже совсем другое.
— Пока, — успеваю сказать, прежде чем Эля закрывает за собой дверь.