Тамико объявила:
— Айда обратно в Анамаорию! А то перетанцуем тут всех и попортим им настроение.
Глава 317. Запретное
Они впервые оказались почти наедине, так близко, в маленькой комнате. Наглая девица дразняще, совершенно намеренно, провокационно облизывала полные, персикового цвета губы, за которыми спрятались острые клыки, подразумевая:
— Ха-ха! Что ты мне сделаешь?!
Что он мог сделать? Что он хотел с ней сделать?
Флавиан никогда не был на войне, но осознание оказалось сродни разрезу. Остро. По сердцу. Щемяще.
В те секунды Флав ненавидел ее бесстыдный рот так сильно, что… до боли мечтал впиться, заткнуть его поцелуями, до безумия — своего безумия — ее безумия... Чтобы больше не говорила ничего. Только глупое, бессвязное, нежное...
Тогда в комнате его намного больше волновали планы насчет Марины, но вместе с поражением уже в тиши собственного дома пришел ужас осознания. Как давно это началось? Кто мог подозревать его?
Церемония анамаорэ имела настолько высокое значение в обществе, открывая институт договоров и связей, так ли иначе скрепляющих между собой всех, что посягновение на целостность чьего-либо союза признавали преступлением.
Флавиан имел право на чувства, но не на их развитие, ни малейшего шанса на взаимность, платой за преследование возлюбленной стала бы смерть. Казнь, изгнание из анамаорэ навсегда...
Когда? Когда? Когда? Когда кто-то увидел тщательно охраняемую Магнусом Тами, гуляющую по личному саду, и распространил образ среди родственников? Тогда еще оперативник почему-то скрывал избранницу от семьи.
Нет, малышка тогда не вызвала у Флава ничего, кроме любопытства...
Видимо, это случилось позже, на официальном знакомстве... Речи без капли смущения и пробудили в Флавиане волну возмущения...
Всплеск того, что он принял за недовольство, настолько сильное, что разговаривал с Тамико сквозь зубы?
Девушка, непозволительно своевольная, и популярный актер, привыкший к беспрекословному обожанию — никому его манера не показалась дикой, и впоследствии продолжалось так. Флавиан ощущал зашкаливающе сильное негодование и не мог говорить с Тамико.
Тамико всегда была невестой, а потом и женой Магнуса, и Флавиану, сыну своего народа, и в голову не приходило понять, что же он чувствует на самом деле.
Флав столько раз играл любовь на сцене и вне ее, что изображал требуемое на уровне рефлексов… А реальное не распознал.
Нужно было избавиться от дурного. Быстро, бескомпромиссно, так, чтобы окружающие продолжали считать их странное необщение актерскими причудами, чтобы не воспользовались его слабостью...
Ради безопасности его жизни, в конце-концов.
Флавиан чувствовал себя тяжелобольным и хотел отправиться к маме, закутаться в мягкое и ожить, вылечиться от недуга под ее ласковыми поцелуями, только тело его было совершенно здорово, а душу Флавиан скрывал ото всех.
Он порадовался, что вне игры с Мариной, которую не имело смысла продолжать, уж слишком глупо биться в наглухо закрытые двери, не было никакой нужды видеться с Тамико. Особенно наедине, на шумных семейных собраниях не существовало особой возможности наблюдать ее, слышать и ощущать негодование...
Да, негодование, но не из-за нечестивых манер Тамико, а от того, что никогда, кроме как в мечтах, и то мечты подобные требовалось тщательно скрывать, не мог он обладать ей.
Горько вздохнув, Флавиан дал себе зарок: если проблема, нежданное, ненужное, запретное чувство продолжит мучить его, Флавиан придет к Марине, пусть даже для этого придется потерпеть раздражающее… общество любимой, и попросит обещанное исполнение его заветного желания богиней.
Та сможет выдрать неприятность с корнем, Флав не сомневался.
Глава 318. Проверка
Тамико не любила долго терзаться неизвестностью.
Ее способности много превышали среднестатистические, и Тамико начала следить за Флавианом «сверху», как обожал это делать Лу, определяя местонахождение кого угодно.
Их повседневные пути с Флавом в мире анамаорэ никак не пересекались. Маловероятно, что Флавиан отправился бы вдруг в Город гулять в одиночку по зимним улицам. Кроме того, место их «нечаянной» встречи не должно было вызвать ни малейших подозрений у случайных наблюдателей.
Остался единственный вариант следить за Флавом во время вечеринок во владениях его родителей. Скан его состояния — Флавиан явно кем-то увлечен, раньше его состояние смотрелось иначе.
Тамико облизала губы в предвкушении. Она придет на вечеринку без предупреждения и, разумеется, одна. Если ее обнаружат, Тамико заявит, что учуяла запах «интереееесненькоого» и заглянула к Троюродным импульсивно... Останется подгадать так, чтобы Флавиан в одиночку вышел, скажем, на пустую террасу, примыкающую к залу...
Тамико рисковала — Флавиан мог испытывать лишь неприязнь к ней, не больше — но как же она обожала риск! Она не удержалась от искушения навести Флаву мысль прогуляться по галерее.
Тамико плохо подготовилась: понятия не имела, какой цвет Флавиан любит, какой крой одежды, чтобы вызвать у него шок и усилить эффект от своего неожиданного появления в идеальном для него образе, потому оделась, как захотелось ей самой. В струящееся, шелковое, с вкраплениями солнечных лучей, с приличным декольте.
Ее волосы благоухали, подбородок был гордо поднят, а походка скользяща и вместе с тем стремительна. На точеных руках красовались браслеты из изумрудных камней, не издающие при движении ни малейшего звука.
Тамико выплыла внезапно — яркая вспышка посреди белоснежной галереи. Ровно в той точке, куда Флавиан смотрел — завороженно и задумчиво...
Испуг, растерянность — он не оперативник, тут не знакомо-привычная ему сцена, и даже не блестяще выученная роль.
Флавиан был полностью деморализован. Он застыл, похоже, вообще не понимал происходящее и смотрел как-то жалобно, по-детски даже на приближающееся видение.
Тамико уже практически уверилась в ответе на свой вопрос, но улыбнулась Флавиану — максимально тепло, ободряюще, как дорогому другу. Пронзительное ощущение: она опять держала в ладонях чье-то трепещущее, ошеломленное сердце. Более взволнованное, чем было у Лу — тот постоянно влюблялся и в совершенстве осознавал себя.
Кровь сокрушающе билась в стенки его сосудов, эмоции были настолько сильны, что Флав по-прежнему не двигался. С улыбкой, кривой, вымученной, страдальческой... Он был уверен: Тамико, вот она, такая желанная, знает все! И расскажет теперь... Магнусу, Лукасу... Будет казнь...
Флавиан ничего не говорил и по-прежнему просто смотрел, как Тамико, прекратив улыбаться и приветственно кивнув ему, направилась уже к короткому коридору, ведущему в пиршественный зал...
Силы и самообладание — все-таки он хороший игрок — немного возвратились, и Флав сказал:
— Тамико... Привет... Ты... Как... тут? Что ты здесь делаешь?
Тамико остановилась и развернулась к нему всем телом — совершенным в красоте, гибким. Снова улыбнулась, и даже ее заостренные клыки показались Флавиану очаровательными! Он погиб, погиб!
— Привет! Да вот решила что-то спонтанно зайти к вам повеселиться.
Она произнесла это так ровно и мило, будто их беседы всегда шли столь непринужденно. Оставила Флавиану шанс ответить ей что-нибудь светски-незатейливое, но тем самым еще крепче затянула петлю на его шее...
И раз уже нечего стало скрывать, раз наказание было неминуемо, и боль беспредельно сладка, Флавиан неожиданно для себя самого взял Тамико за руку, маленькую и нежную и легонько ее сжал:
— Ты... Такое красивое… Платье... Ты все знаешь, да? — последние слова вылетели на выдохе, со взглядом, полным надежды.