Как дорогое ему существо, но не в качестве неотразимо желанной им женщины.
Лукас восхищался дерзкими, своенравными представительницами другого пола, которых он мог бы завоевывать в схватке страстей. Покоряющимися и вновь ускользающими...
Марина иногда бывала такой, но это ее «лицо» сменялось долгими периодами меланхолии. Лукас втайне надеялся, что Ежик вспомнит свои прошлые умения, вернет их и воспарит над неуверенностью, но ее ларчик души таил только боль, разочарования и абсолютно ничего на сладкое.
Воспоминания Марины убили его чувственность, но в то же время для развития Марины они были бесценны. Осталось как-то искусно и мягко показать Марине, в какую сторону поменялось его отношение.
Тамико почувствовала — Лукас не понял, как. Наверное, за счет своей склонности к анализу и благодаря хорошему пониманию его души...
Она подошла к Лукасу сзади и обняла его за плечи, когда Лукас сидел за своим рабочим столом.
Засмущалась?! В ее голосе послышались редчайшие извиняющиеся нотки?!
— Лу... А ты Марину это... не любишь ее больше?
Лукас дернулся от изумления, никак не ожидая такой вопрос.
— Откуда вести, Тами?
Тамико зарделась.
— Мне так кажется почему-то... Песни ты больше не пишешь, я понимаю, что вы уже давно вместе живете, но... Что-то не то. И ты больше не упоминаешь ее никак, — Тамико уточнила: — Ну, ты и раньше подробности о ваших отношениях не рассказывал, а теперь просто мертвая тишина.
Медовые пушистые волосы безумно приятно щекотали его щеки, но Лукас захотел посмотреть Тамико в глаза, и, развернувшись на стуле, подхватил ее, усадив к себе на колени. Тамико сложила ладошки в замок — домашняя, уютная, в каком-то симпатичном платье.
— Я люблю Марину. Но знаешь, Тами... Уже люблю ее, как дочь.
Тамико задумалась — ошарашенности она не выказала совершенно.
— Дочь? Мгм... Да, она как цыпленок какой-то и выглядит, уж прости за прямоту. Мелкая.
Уголки ее пухлых губ поднялись — Тамико была в своем репертуаре. За что Лукас ее и ценил.
Он погладил Тамико вибрациями низкого бархатного голоса.
— Мне хочется опекать Марину и защищать. Но пока ума не приложу, как сказать ей это, чтобы совсем ее не сломать. Там ресурсов душевных мало...
Тамико поскучнела.
— Ты мне ничего толком о ней не говорил. Я пас.
Лукас догадался, что послужило причиной внезапной перемены настроения Тамико.
— Тами, ну тебя-то я буду лелеять все жизни. Ты сомневаешься?!
Тамико приставила ладонь ребром к его горлу.
— Перестанешь холить — заставлю!!!
Лукас широко улыбнулся. Боги, почему эта шикарная женщина любит другого? Но эти сожаления были слишком опасны, чтобы дать им разрастаться. А дал бы, они завели бы Лукаса в тупик.
Чувства Тамико, его чувства, чувства Магнуса… Благо Анамаории...
С каких-то пор Лукас придумал себе веру, умом осознавая иллюзорность своей выдумки: что и для него кто-то найдется. Только нужно подождать. А пока, наверное, стоит отдавать страждущим женщинам то, чем Лукас обладает в избытке...
Тамико убрала ручку — ароматную, нежную — с его шеи и посерьезнела.
— Ты придумаешь, как ей сказать. Я знаю.
Лукас гипнотизировал ее взглядом.
— Я рад, что ты меня не осуждаешь...
Тамико встрепенулась.
— За что?! Ааа, за твои скорости реакции... Вжик-вжик, — она сделала молниеносные пассы ладошками в воздухе. — Значит, у тебя опять будет какая-то новая женщина для секса. Я скоро перестану с ними знакомиться. Смысл?
Лукас горько усмехнулся.
— Такой вот я непостоянный.
Тамико возразила:
— Да ну, какой же непостоянный: страсти в тебе бурлят постоянно, и постоянно что-то меняется. Это интересно же! Тааак, отдохнула я, пора за работу, — и Тамико соскользнула с Лукасовых колен.
Глава 233. Быть твоим папой
Как ни старалась Лалия скрыть тоску, Эрик подспудно ощущал, что его любимую гложет тяжесть.
Раз он вернулся домой в неурочный час и обнаружил Лалию совершенно разбитой, обложившейся подушками, укрывшейся одеялами и даже не помышляющей повысить температуру тела, как умели анамаорэ.
Холод в душе, ледяная кожа...
Эрик ринулся к ней, обнял ее крепко-крепко, передал ей жар — машинально, не вынес смотреть на ее угасание.
— Хочешь, я убью Лукаса?! Не могу видеть тебя такой!
Лалия вяло улыбнулась.
— Нет, что ты, не надо... Просто отвлекай меня, когда загрущу... И не делай ему ничего, пожалуйста... Не надо брать грех на душу и организовывать ужасные последствия для нас обоих.
Лалия говорила через силу. И боялась. Ужасно боялась.
***
Марина раскачивалась на садовых качелях Дома, но энтузиазма в ней не чувствовалось. Казалось, сама Марина колеблется, стараясь принять какое-то решение, и воплощает свои сомнения на материальном уровне.
Лукас не хотел ничего говорить ей в лоб. Он изменил свое поведение и надеялся, что Марина подведет его к тревожащей теме сама.
Она и вправду сказала:
— Лукас... Со вчерашнего вечера ты ни разу не поцеловал меня...
Лукас изобразил замешательство.
— Что? В самом деле?
Он остановил качели и расцеловал Марину в обе щеки.
Она скривилась.
— Так я и знала... Не так, Лу, не так... Зря... Все было зря... Ты меня не любишь и не сможешь полюбить...
— Началось! — Лукас воздел глаза к рукотворному небу. Так странно… Он мог запросто воспроизводить природу, ни капли не задумываясь, а с этой девочкой нужно было обращаться крайне осторожно. — Еж, нам надо поговорить. Серьезно.
Марина помрачнела, слезла с качелей и пошла в дом, где заварила им обоим чай и уселась в свое любимое кресло целиком, с ногами. Лукасу было бы удобнее беседовать, лежа на подушках, но сейчас тон задавала его почти-дочурка.
Увидев, что Марина готова слушать, он произнес своим низким обволакивающим голосом:
— Во-первых и в основных, я тебя люблю. Очень люблю, Ежик. Захоти я от тебя скрыться, я пропал бы так, что ты бы никогда не нашла меня, даже если бы сидела в моем кабинете месяц.
Марина сделала глоток чая, чтобы спрятать подступающие слезы.
Лукас произнес:
— Давай посмотрим так: я мужчина, а ты женщина, и мы очаровываем друг друга. Правильно? Или что-то идет не так? Вот только что?.. «Ты меня не любишь» — это кокетство?
— Нет, — Марина разглядывала дно чашки, — я, правда, так думаю...
Лукас терпеливо подводил ее к нужному ему выводу:
— Значит, обольщения как минимум нет. Ты не стремишься мне понравиться...
Марина задумалась. Лукас продолжил:
— И почему? Я мужчина, ты женщина, в чем проблема?
Марина выдала, напрягшись и посмотрев вдруг прямо в его синие глаза.
— Я не женщина... Я недо...
— Неправда, — Лукас протянул руку и погладил его шелковистые локоны. — Ты женщина, просто ты маленькая. Это называется «девочка». И ты очень-очень хочешь быть любимой.
Марина вновь нашла спасение в напитке, уткнувшись в чашку.
— Еж, а Еж, — Лукас занял свою обожаемую позу, придвинувшись к Марине и глядя на нее снизу вверх, — я хочу и буду любить тебя, как любят девочек. Просто, без условий и без игр.
Марина всхлипнула.
— Всегда? Как бы я тебе ни жаловалась?
— Да, маленькая, — Лукас забрал чашку из Марининых рук и отставил ее в сторону. — Ты сможешь жаловаться, ныть и сомневаться во всем сколько угодно, я все равно буду тебя любить. Дети — это, как Церемония, насовсем. А когда ты станешь старушкой, мы сделаем тебя анамаорэ... Пока это совсем не обязательно, как ты считаешь?
Марина не знала. Ей хотелось прижаться к Лукасу и плакать.
И поверить, что он действительно всегда будет рядом. В любом качестве. Что он просто никуда не пропадет. Придет по первому ее зову. Защитит ее. Поможет ей.
Лукас улыбнулся.
— Будь я человеком, моими потомками уже можно было бы заселить целый город... Так что я вполне созрел для отцовства... Мне кажется, или мы чем-то похожи с тем твоим папой?