— Боже мой! Ева! — радостно ахнул мужчина. — Глазам не верю. Котёночек!
Я не успела и слова сказать, как оказалась в объятьях. Крепко прижатая к де Лавье даже охнула, получив в ответ хрипловатый смешок.
— Ночами не спал. Всё думал, как ты... Что ты... — Он отстранился, всмотрелся в мои глаза. — Ты правда всё забыла?
— Ну почему же, — тихо сказала я. — Помню всё кроме той ночи, когда осталась на холме в одиночестве.
— Я сто раз пожалел, не поверишь, что потащился туда за чехлом, — сетовал Эрик, не обращая внимания на мои попытки освободиться. Он широко улыбнулся: — Но ты здесь! Ты рядом! А я... Так соскучился!
— Ну хватит уже, голубки, — хихикнула Мельская, с ехидным прищуром наблюдая за душещипательной встречей.
Наконец Эрик меня отпустил. Правда, выбрать другой конец дивана не получилось. Собственническим жестом бывший захватил меня, заставляя сесть рядом. Устраивать шум не хотелось. Во-первых, де Лавье понятия не имеет, что мы расстались. Во-вторых, очередной спектакль обязательно станет поводом для пересудов. Ни к чему.
— Прекрасно выглядишь, подружка! Не поправилась совсем! Разве чуть-чуть, — воскликнула Мельская, ревниво оглядывая мою фигуру. Взмахом показала на бёдра и грудь. — Или мне кажется?
— С чего бы это?
Добродушно усмехнулась. Весы стабильно показывали идеальные килограммы. Ну вот и снова здравствуй, змея! Да по сравнению с тобой Колин — невинная душка!
Инга широко улыбнулась.
— Ну... антидепрессанты увеличивают объём тела. Ты не пила таблетки? — Она вопросительно вскинула брови, в голосе послышалось разочарование. — Ах, не-ет! Хочешь чай?
— Да. С лимоном, — кивнула я, с любопытством следя за Мельской.
Как всегда ухоженная, с собранными наверх каштановыми волосами. Чуть-чуть волнуется. Интересно, почему? В отличие от Инги, Эрик казался излишне расслабленным и очень спокойным. Он явно чувствовал себя здесь как дома. В доску своим. Хозяином.
— Ну и что случилось? — спросила я. — Откуда загадочность?
— Ева! — торжественно начала Мельская, — ты должна согласиться.
— На что?
Эрик убрал руку, потянулся за твёрдым жёлтым конвертом, лежащим перед нами на журнальном столике. Достал его, а затем вывалил на стол фотографии.
— Это мои лучшие работы, Ева! — восторженно заявил он. — Будет ещё несколько новых картин Корески, одного художника современной живописи, ты его не знаешь. На днях открывается выставка!
— А я при чём?
— Инга — спонсор. А нам... Нужно твоё согласие.
— Раз уж я появилась, да?
Иронично улыбнулась. Вот жуки! Они бы провели показ, не спрашивая моего разрешения. Картины всё равно продаются в частные коллекции. Делов-то! Ни мама, ни Ольга не интересуются современным искусством. Все мероприятия обошли бы их стороной.
— Ты только посмотри!
Эрик подсунул мне фото.
О да! Талант де Лавье в них проявился как никогда. Не знаю, каким образом сыграло на руку фотографу моё настроение в тот вечер, освещение, руины и вспышки, но то, что лежало передо мной, как минимум привлекало взгляд. Снимки завораживали средневековым языческим мистицизмом и лёгкой мрачностью.
Нежность и безысходность. Суровость и борьба. Чувственность девушки на застывшей картинке — и холодность кирпичных, изъеденных временем стен. Вернее, их древних остатков. Глубокие голубые глаза на почти обескровленном лице с собранными или распущенными волосами.
Цветные фотографии в красных всполохах летнего оранжевого заката. Чёрно-белые, с различными спецэффектами. Сепия, под старину, в лунном свете отражённого солнца.
Вспомнилась разрушенная мраморная беседка с Евкой. Я на мгновение закрыла глаза, снова переживая первые минуты в чужом мире. Но не себя видела, а девушку, сидящую на земле. Свою копию. И холод вокруг. И лёд...
— Падший ангел в разрушенном городе, — выдохнул с благоговением Лопаточкин. — Ты посмотри, какие фактуры, какой взгляд! Сколько чувств и эмоций!
— Послушай, Ева, — ревностно произнесла Инга, — соглашайся. Тебе же деньги нужны?
Я вспомнила о море и пляже.
— Нужны.
— Вот! — Эрик похлопал меня по спине. — Уверен, выставка окупится. Мы ещё можем показать твои работы. Талантливая художница и модель.