Я вскинула руки с отчаянным криком:
– Не-е-ет!!!
Кого я пыталась остановить: мгновение, смертоносный хвост?..
К самой Белой Эйте взывала?..
Шипастый хвост замер, окровавленная морда обратилась ко мне, выморозив мое нутро до основания. Наверное, только мой Бог, местные Высшие, да интуиция с чутьем знали, почему я вдруг тихо запела. Может, в голову пришла мысль, что монстр измучен, устал, да мы все устали. Смертельно устали. И в памяти вспыхнула знакомая с детства мелодия с проникновенным женским голосом. Песенка из любимого мультика.
Сперва мой голос едва-едва прорывался сквозь слезы и вой остальных пленниц, но постепенно набирал силу. Я по наитию использовала в интонациях уже испытанный в пути прием: вплетала тоненькие ручейки завораживающей тьмы, вынуждала прислушиваться к гипнотическим переливам, ласково уговаривала довериться мне, успокоиться.
– Шустрая… Голос тьмы использует, где только нахваталась!? – донесся до меня ошарашенный шепот из-за прутьев.
– Ему плевать на чужую магию. Ни один голос тьмы не подействует, если она не… – ответил кому-то кто-то из майвиров.
Он не договорил, в этот момент чудовище приблизилось ко мне, обдав тошнотворным запахом крови, мокрой звериной шкуры и затхлого подземелья. А вот звериного запаха или вони из пасти почему-то не было. Я пела, а удивлялась и внутренне обмирала от ужаса как-то отстраненно. Жуткая морда с острыми клыками коснулась моей макушки, отчего мой голос все же дрогнул, ведь моя головушка могла лопнуть как перезрелый арбуз под давлением чужих зубов.
Но мантикор не обратил внимания на огрехи исполнения, жадно меня обнюхивал от макушки до самых ботинок, возил носом, неожиданно мягким, холодным и влажным. Затем отодвинулся, наклонился и заглянул мне в глаза, словно в самую душу. А я машинально продолжала петь, краешком сознания размышляя, что не бывает даже у столь неординарных зверей таких светящихся изнутри потусторонней зеленью глаз…
Мой голос снова дал петуха, когда огромный мантикор глухо, по-звериному рыкнул, обошел меня по кругу и улегся, свернувшись как огромный кот возле хозяйки. Только, сдается мне, этот «кот» меня в плен взял. Положил морду на лапы, сложенные у моих ног, оплел себя хвостом, отчего жуткий шип оказался в паре метров от меня. Бр-р-р… С болезненным ворчанием зверюга подтянул ближе к телу сломанные крылья и скосил на меня глаз с непередаваемым выражением: видишь, я устал, а ты не стараешься, халтуришь…
Я запела громче, более прочувствованно, раскрывая свой голос, который Маша с Женькой считали волшебным. Ну и тьмы, конечно же, щедро добавила, убаюкивая, успокаивая, завораживая огромного зверя. И невольно вспоминала детство, ведь Умка до сих пор любимейший мишка всех детей моей любимой страны. Песенку «Колыбельная Медведицы» каждый из нас, сирот, мечтал услышать от мамы. По моим щекам побежали злые слезы от невосполнимой потери, и пела я уже для моих девчонок, вложив душу до самого донышка:
Я долго пела, слова уже давно шли по кругу. И сама не заметила, как осела на пол от усталости, когда отпустило. В какой-то момент от усталости люди теряют страх, вот и я потеряла, даже начала размеренно, в такт поглаживать густую спутанную гриву монстра, иногда касаясь ребристого основания ближайшего рога. Затем и вовсе стала почесывать за внушительным лохматым ухом.
Мой голос значительно сел, я и сама впала в странное состояние – пела и почесывала за ухом, а глаза закрывались от усталости…
Сначала исчезло ощущение мохнатого горячего уха под рукой, потом раздался хриплый бас, который заставил меня вздрогнуть и распахнуть глаза:
– Ну здравствуй, долгожданная! Чуть не сдох тут без тебя…
Я вытаращилась на совершенно обнаженного мужика, огромного, сплошь в багровых заживающих рубцах. Высокого, мощного, но не качка, а скорее поджарого атлета, с выдающимся мужским достоинством, правда, оно в расслабленном, а не «стоячем» состоянии. Я ошарашенно скользила взглядом по его ногам бегуна, с узкими коленями, мускулистыми голенями и бедрами. По его великолепному мускулистому торсу, широкой груди и плечами. Восхитилась очень мужественными руками, крепкой шеей и взволнованно скакнувшим выступающим кадыком, выпирающим щетинистым подбородком с симпатичной ямочкой. Над тонкой губой показались парные клыки. И наконец остановилась на прямоугольном упрямом властном лице с резкими, пожалуй, хищными чертами, римским носом с прямой переносицей. Глаза у него оказались невероятными: большие раскосые, с неистовым изумрудным огнем, словно подсвеченные внутренним светом.