Показался Фоли в роскошном верблюжьем пальто и коричневой шляпе. С ним рядом шла девушка, одетая в дешевое пальтецо, из тех, что напоминают фасоном и цветом полушинели военного образца. Девушка была без шляпы, и снежинки таяли на ее волосах. Эти ничем не прикрытые светлые волосы с пробором посредине делали ее похожей на девочку.
— Здорово, Джим, — сказал Фоли. — Это Пегги Сандерсон.
Девушка протянула руку, и по ее улыбке Макэлпин понял, что она слышала о нем.
— Здравствуйте, — сказал он, пожимая ей руку.
Он взглянул на Фоли и остолбенел. Этот сонный скептик, рыжий, веснушчатый, очкастый, выглядел сейчас так, будто только что хватил, по крайней мере, тройную порцию. К тому же он, кажется, еще ожидал, что и Макэлпин должен прийти в такое же восторженное состояние. А ведь эта мисс Сандерсон даже не его девушка.
— Пегги с нами выпьет, — сообщил Фоли. — Но ей не хочется идти в отель. Махнем куда-нибудь на Сент-Катрин. В «Динти Мур», к примеру. Как вы, Пегги?
— Ну что ж, — ответила она.
Женщины, которые встречались им на улице Сент-Катрин, уже надели ботики и зимние ботинки; снег шел все сильнее.
— У вас не намокнут волосы? — спросил Макэлпин.
— Я всегда хожу без шляпы, — ответила девушка.
Она была маленькая, едва ему по плечо. Рядом с Кэтрин она бы показалась совсем простенькой, да и вряд ли стремилась выглядеть элегантной. Вполне возможно, что свое пальтишко с пояском она носила и весной, и осенью, и зимой. И все же Фоли правильно описал ее. Макэлпин тоже заметил ее тихую безмятежность, по-детски миловидное, но не инфантильное личико.
В «Динти Мур» они устроились поближе к бару. Мужчины сняли пальто, а мисс Сандерсон только расстегнула свое.
— Мне скоро нужно уходить, — пояснила она. — Я выпью только стакан пива. Замечательная штука пиво, особенно если нельзя долго засиживаться за столом.
Она улыбнулась, и капли растаявшего снега сверкнули в ее светлых волосах.
— Я слышала, что вы историк, мистер Макэлпин, — приветливо проговорила Пегги, обращаясь к Джиму.
— Да, мне приходилось заниматься этим предметом.
— Историей?
— Вот именно.
— Мне кажется, Чак тоже занимается этим предметом, да и я… Наверно, мы все историки.
— Что вы имеете в виду?
— Мы все ведь как-то судим о том., что происходит вокруг нас.
— Ну все это не так просто, мисс Сандерсон.
— В самом деле?
— Конечно. Видите ли, прежде всего история — предмет философский.
— Расскажите, что с нами будет, мистер Макэлпин.
— Когда?
— Через несколько лет.
— Легонькую же задали вы мне задачу!
— А вы разве не создали на этот счет какой-нибудь теории, как все ученые?
— Там, где речь идет о людях, — ответил Макэлпин, — ничего нельзя сказать заранее.
— Вот это-то и хорошо, — произнесла она серьезно.
— Не поддавайся на удочку, Джим, — вмешался Фоли. — Пегги тоже кончала колледж. Кстати, вы с ней учились в одном университете.
— Я и не думала его разыгрывать, — сказала Пегги.
— Ну конечно, — подтвердил Макэлпин.
Но в глубине души он догадывался, что Пегги не принимает его всерьез, и был бы не прочь разубедить ее, если бы знал, как это сделать, чтобы не создавалось впечатление, будто он оправдывается. В тот момент, когда она поставила стакан и, улыбаясь, взглянула на Фоли, Макэлпин понял вдруг, в чем ее прелесть. Выражение ее глаз, спокойное и ясное лицо и даже эта мягкая безмятежность не порознь, а сливаясь делали ее трогательно-милой и невинной, и Макэлпин гордился тем, что только он один знает это.
У девушки из кармана торчала какая-то зеленая книжица. Макэлпин потянулся и, не перебивая ее разговора с Фоли, вынул брошюрку, которая оказалась обзором негритянской литературы.
— Среди этих негритянских писателей есть недурные, — заметил он.
— Они знакомы вам, мистер Макэлпин?
— Более или менее. Читал некоторые рассказы и кое-что из стихов. У них и поэты есть неплохие.
— По-моему, да. Вам они нравятся, Чак?
— Еще бы, — отозвался тот, но его голос изменился, он звучал чуть суше. — Кому же они не нравятся? — добавил он небрежно.