— Да нет же, она где-то здесь неподалеку.
— А, теперь понял. Это пристройка к женскому монастырю в восточной части Сент-Катрин. Там есть восковая статуя маленькой Терезы из Лизье в гробу. Настоящий сюрреализм.
Макэлпин отступился.
— Очень вам благодарен, — сказал он, и они раскланялись.
Он еще долго бродил по окрестным улицам, оглядываясь по сторонам, не попадется ли на глаза какой-нибудь запомнившийся с прошлого раза дом или переулок. Церквушка исчезла, и это рождало в нем беспокойство. Исчезла не только церковь, но и ожидавшая его здесь тихая, ни с кем не разделенная радость. А вдруг все это означает, что и Пегги исчезла? Ушла, оставив отпертую для всех дверь. Что, если и ее он так и не разыщет?..
Обожженный тревогой, он заторопился к Сент-Катрин и взял такси до дома Пегги на Крессент-стрит. Он вошел без стука. Пегги стояла возле печки. Он почувствовал такое облегчение, и сердце так бешено заколотилось у него в груди, что он и слова не смог выговорить. Она здесь, она в самом деле здесь, от радости он даже не сразу заметил, что на ней комбинезон, какие во время войны носили женщины, работавшие на военных заводах. Лишь когда она обернулась и взглянула на него, он увидел, как она одета, и не смог скрыть удивления.
Глава двенадцатая
— А, это вы, — сказала она и засмеялась.
— Что вас рассмешило?
— У вас такой ошеломленный вид.
— Я никак не ожидал увидеть вас в таком костюме.
— И это все?
— Я боялся, что вообще вас не увижу.
— Почему?
— К тому же меня, вероятно, удивило, что вы так хладнокровно отнеслись к моему вторжению.
— Сюда все заходят запросто, — ответила она. — Ну раз уж вы здесь, садитесь.
Она взяла у него пальто и сказала:
— Спасибо вам за ботинки, Джим. Я их примерила, они совершенно впору.
— Как вы узнали, что они от меня?
— А кто же, кроме вас, способен на такое? Ну садитесь же. Вы что, никогда не видели фабричной работницы?
— Видеть-то видел, но вы-то к ним какое имеете отношение? Как все это понять?
— Я собираюсь на работу.
— В таком костюме? И куда?
— На фабрику сапожных кремов и баллончиков для зажигалок. Моя смена с четырех до двенадцати.
— Бог ты мой! — он в ужасе вскинул руки.
— Вы чудак. Ну не все ли равно, где я работаю? Мне не на что жить. Мне нужны деньги, и, по правде говоря, нет уже больше сил обивать пороги посреднических бюро и всяких подобных контор.
«Тем более, — чуть было не добавил он, — что вам, возможно, никто и не предложил бы другой работы, поскольку у вас, может быть, и в самом деле слишком своеобразные вкусы, из-за которых вы стали отверженной в городе». Но он вовремя удержался и промолчал, опасаясь, как бы она не решила, будто и он тоже готов от нее отступиться.
— Как бы там ни было, в атом комбинезоне вы настоящая картинка, — сказал он. — У вас есть бумага?
Он взял лист почтовой бумаги с бюро и сел за стол.
— Что вы хотите делать?
— Сидите тихо. Я буду вас рисовать.
— Правда? А вы умеете?
— Если портрет вам не понравится, можете не платить, — сказал он, улыбаясь. — Только помогите мне воссоздать фон. Чем вы там занимаетесь на фабрике?
— Я обжимщица.
— Обжимщица? А что это за штука?
— Я заворачиваю края у баллончиков, заполненных горючей смесью.
— Где же находится ваша фабрика?
— У канала, в квартале Сент-Анри. Она такая старенькая, того гляди развалится. И вся провоняла дешевыми духами из-за эссенции, которую добавляют в раствор.
Пегги рассмеялась и оживленно стала рассказывать. Наконец-то у нее есть место, где — она точно знает — ей будет хорошо. В первый день ей казалось, она ни за что не привыкнет к машине. Баллончики неумолимо надвигались на нее по ленте транспортера, она поспешно хватала их, непрерывно, ритмично нажимая ногой на тугую педаль, и не могла отделаться от ощущения, что машина подчинила ее своей чуждой разуму механической власти. Однако на второй день она к ней уже привыкла и даже начала поглядывать по сторонам, на других работниц. И тут ей вспомнились первые дни в школе. Тогда ей тоже все лица вокруг казались грубыми и асимметричными.
В цехе было шумно, работницы переругивались между собой, смеялись. Старшая, миссис Магир, бранила девушек, а саму миссис Магир бранил мастер, папаша Франкёр.
— Кажется, сперва меня встретили не очень приветливо, — говорила Пегги. — Наверное, заметили, что не своя. Но бедным людям, хочешь не хочешь, приходится друг с другом мириться, так ведь?