— Я пока не могу, Ахана, но я приду к тебе. Подожди, сестра…
Луч замигал — стражник прошел мимо окна — и снова прильнул к щеке. Привет и утешение коснулись души Ханиса, и он сказал задумчиво:
— Только двое среди них показались мне людьми, Ахана. Они сидели рядом: мальчик, похожий лицом на царя, и девушка, та дева-воительница, о которой нам доносили, помнишь? Ты еще не верила, что такое возможно у хайардов. У нее брови подняты высоко, как бы от удивления или жалости. Я не понял ее взгляда, а лицо ее закрыто покрывалом. Мальчик же отравлен их дикостью, но у него добрые глаза. Остальные — свиньи, бараны и гиены, вообразившие себя львами.
— Скоро мы встретимся, Ахана. Передай отцу и матери: я не задержусь здесь надолго.
О, голова, о…
Солнце било из широкого окна — прямо в глаза. Окно нерешительно покачивалось из стороны в сторону. И невозможно было отодвинуть в тень непомерно тяжелую голову.
Все же Эртхиа попытался — и был жестоко наказан. Боль ударила в оба виска, отдалась в затылке. Окно, медленно наклонившись влево, качнулось обратно и совершило полный оборот. Желудок подпрыгнул… Едва-едва успел Эртхиа свесить голову с кровати.
Ему стало немного легче.
— Эй… — сипло простонал Эртхиа. — Эй, кто-нибудь…
Черное лицо с яркими белками глаз возникло перед ним. Оно кровожадно скалило людоедски-белые зубы, а в носу блестело кольцо.
С хриплым воплем Эртхиа отпрянул, но вынужден был снова перегнуться через край кровати, и остался так, беспомощный и беззащитный.
Черные руки протянулись к нему, обтерли лицо и рот мокрой тканью, подняли за плечи и посадили.
Так действительно было лучше. Но окно продолжало опасно крениться, и тяжелый молот мерно бил в затылок. Отвратительный запах заставлял желудок нехорошо напрягаться. С острой тоской Эртхиа обвел взглядом голые стены опочивальни — и все вспомнил.
Вот оно, тяжкое бремя героев. За победой следует пир в честь победы. И лучше бы на этом закончилась жизнь. Эртхиа не верил, что эта пытка когда-нибудь прекратится.
Но черные дворцовые рабы знали свое дело. Эртхиа ловко избавили от замаранной одежды, под руки проводили в купальню и, невзирая на ругань и мольбы, погрузили в воду. Содрогнувшись, Эртхиа приготовился умереть, но внезапно и против всех ожиданий почувствовал себя безмерно счастливым. Стены больше не качались, желудок утих, в голове прояснилось.
— О! — воскликнул Эртхиа тоном умудренного жизнью человека. — Теперь я понимаю.
И с этой минуты полностью доверился и поручил себя заботам необычайно толковых рабов.
По возвращении в прибранную и окуренную благовониями опочивальню Эртхиа обнаружил Аэши, лежавшего в углу, на полу, завернувшись в плащи и одеяла. Окликнув слугу, господин дождался в ответ лишь неразборчивого бормотанья, сопровождаемого сиплым стоном. Что ж, для господина и раба первый военный поход окончился одинаково.
Энергичными жестами Эртхиа велел черным привести страдальца в чувство. И просветлел лицом, когда до него донеслись возмущенные крики и плеск воды.
Чаша холодного, остро пахнущего напитка окончательно утихомирила желудок царевича, а сильные пальцы черных рабов вернули каждой мышце бодрость и силу. Подкрепившись ломтями холодного мяса, приготовленного с пряностями, он улыбкой и кивком головы сообщил рабам, что доволен ими, и, помахав пальцами над плечами, велел одевать себя.
Явился закутанный в шерстяную ткань Аэши. С коротких волос на лицо стекала вода, он прятал взгляд за мокрыми прядями. Эртхиа ободряюще улыбнулся и указал рукой на блюдо с мясом.
В алом кафтане и зеленых штанах, с кинжалом за бело-золотым поясом, мягко постукивая каблуками узорных сапог, Эртхиа стремительно шел широкими коридорами дворца. Каждое утро начинал он по привычке — приветствием брату Акамие. А сегодня спешил осведомиться о его самочувствии. Оказались ли рабы брата столь же умелыми и расторопными? И куда он делся в самом начале пира? Эртхиа припоминал, что какое-то время ждал его возвращения, но вот дождался ли…
А как, однако, все пусто, голо и одинаково… Жилище последнего нищего в Хайре украшено богаче. Отшельник — и тот приносит в свою пещеру белые горные цветы. Не об этом ли и хотел Эртхиа потолковать с братом Акамие? И где искать его теперь? У кого спрашивать?
Тихо здесь… Как в гробнице.
Но, прислушавшись, Эртхиа различил звук шагов. Сварливое, проказливое эхо не посещало задних помещений дворца, и царевич без труда определил, что шаги приближаются и что идут двое в сапогах, какие носят воины Хайра. Опасаясь разминуться, если они свернут в боковой коридор, Эртхиа поспешил навстречу.
И вскоре убедился, что ошибся: воинов и впрямь было двое, но между ними беззвучно двигалась безликая фигура в черном покрывале до пят. Та, что носила покрывало, шла мелкими ровными шагами, отчего покрывало красиво плыло, почти не раскачиваясь.
Эртхиа, как подобает, отступил в сторону, чтобы не оказаться слишком близко к чужой тайне и заветному сокровищу.
Проплывая мимо него, покрывало качнулось, будто споткнувшись, и торопливо двинулось вперед, так что воинам пришлось ускорить шаг.
Эртхиа какое-то время стоял, прислонившись к стене. Мысли описали круг, задев по пути костры в ночной степи в одном дне пути от Долины Воинов, и растерянное молчание, когда он предлагал в подарок еще не принадлежащий ему лук, и пустое место рядом с ним на пиру в тронном зале, и покрывало, чуть слышно шурша уплывавшее в темноту.
— Брат… — прошептал Эртхиа.
— Акамие! — закричал он, бросаясь следом.
И он догнал их, и его пальцы почти коснулись черной ткани, но тот, что под покрывалом, отпрянул и кинулся бежать от него. А стражники почтительно, но твердо встали перед Эртхиа, преградив ему путь.
Книга II
Глава 5
В середине весны отягощенное небывалой добычей войско подошло к границам Хайра. За глубокими ущельями, из которых и днем видны звезды, лежали родные долины.
Теперь двигались не торопясь. Обоз был огромен: в повозках с колесами выше человеческого роста везли сундуки со слитками, монетами и разными золотыми и серебряными украшениями, оружие, ценную посуду и прочую утварь, меха, ковры, ткани, одежды, сосуды с благовониями, маслами, винами и медом, изукрашенные резьбой и инкрустациями столики, ящики и ларцы из драгоценного дерева, просторные ложа с балдахинами на витых опорах, шелковые перины и подушки, набитые чистейшим пухом лучших сортов, и прочее, чего немало добыто было в домах богатых аттанцев.
Везли кедр, сосну, дуб и акацию, мирровое дерево и смолу его, киннамон и ладанник.
В повозках ехали также красивые девушки, дети и искусные мастера: плотники, каменотесы, скульпторы, строители, инкрустаторы, ювелиры, оружейники, кузнецы, ткачи, гончары, виноделы и пивовары…
Крепких молодых мужчин гнали пешими, привязав по пять пар к длинным шестам.
Рабы стали так дешевы, что, когда у царского повара кончился перец, он отдал троих за горсть пряностей.
Кони ценились больше. Теперь, когда не было необходимости двигаться спешно и скрытно, на стоянках для лучших коней — и своих, и тех из добытых в Аттане, которые стоили бы прежде более десяти рабов — ставили отдельные шатры, остальных гнали табунами.
Также гнали стада черно-желтых, с широко развернутыми рогами аттанских коров, тонкорунных и курдючных овец, черных коз, косматых верблюдов и ослов.
Между гружеными повозками и вереницами пленников неторопливые волы тащили кибитку, крытую коврами снаружи, убранную изнутри дорогими тканями, украшенными вышивкой поистине бесценной.