- Никогда не питала добрых чувств по отношению к этому франту, - донесся голос со стороны галереи, сухой, словно страница древнего фолианта. Он прошелестел в тишине опустевшего особняка, теряясь в звуках дождя. Ему вторили другие, птичьим гомоном перебивая друг друга:
- Непростительно!
- Да как он смеет, ей богу!
- Это все нынешняя вседозволенность молодёжи!
- Мы реальны, Гай! Посмотри на нас, убедись в этом...
- Да-да, посмотри. Мы реальны, мы здесь... Здесь...
- Сюда... Сюда...
Голоса вторили один другому, сливаясь в бессвязный поток слов. Они окружили меня со всех сторон, давя на барабанные перепонки непрекращающимся гулом. Каждый хотел быть услышанным мной, каждый прилагал для этого все усилия. Голоса покойных предков резонировали от кирпичных стен, пульсирующим поток врезаясь в голову. Тетушка Патриция, милая сестрица Анна и её сорванец Виктор, ставшие жертвами чахотки, леди Элизабет, отец, матушка - все они требовали моего внимания, донося свои просьбы из семейной галереи. Я накрыл голову руками, не в силах больше выносить этого непрекращающегося шума. Раскаленное веретено пронзило мозг остырьем жгучей боли. На висках вздулась синюшная вена, пульсирующая в такт каждому новому возгласу.
Не в силах выносить больше страдания разума, я захлопнул дверь в комнату, стараясь заглушить зов предков, и подпер её креслом. В душе я понимал, что сойти с картин и причинить мне какой бы то ни было вред они не могут, но инстинкты самосохранения возобладали над разумом. Как только я покончил с импровизированной блокадой, взгляд мой наткнулся на отражение в серебряной вазе: глаза, полные безумного огня, метались по отражению, не в силах удержать фокус, полы халата распахнулись, являя взору окровавленную хлопковую блузу. Убедившись, что ран на моём теле нет, я с ужасом осознал правоту Артура, но проверить его слова, для успокоения собственной души, все же вознамерился.
Дрожащей рукою на холст были нанесены первые мазки акварели. Водянистая краска оставила нечеткий след, бежевыми каплями стекая вниз. Я чертыхнулся, отбросил испорченный холст в сторону, на его место ставя новый. Натяжка холстов на подрамник занятие довольно-таки трудоемкое. И если бы мне вчера сказали, что в ближайшем будущем я так беспечно буду израсходовать материал, я бы окрестил того человека вралем. В холле раздался звук захлопнувшейся двери, когда милые черты начали уже пробиваться сквозь линии и росчерки пера. Топот тяжёлых сапог скрадывал ковер, покрывавший лестницу в хозяйские покои, но ясно слышался за закрытой дверью. Кисть парила в воздухе, все быстрее наращивая темп. Вот уже прорисовывались глаза, в которые я когда-то без памяти влюбился. Мгновение, и золотистые пряди волос окутали тонкий стан Линор. Шаги приблизились к двери и стихли. Я на секунду задумался, решая какие цвета лучше смешать, дабы передать всю нежность и юность любимых губ, но думы мои были бестактно прерваны:
- Сэр де Вир, это доктор Фокс. Пожалуйста, откройте.
Мазок, другой, и вот уже сотню раз целованные мною губы украсили образ Линор.
- Сэр де Вир, нам придётся применить силу, если вы в сей момент не впустите меня в внутрь.
Глухой удар плечом об дверь заставил мою руку содрогнуться. Бежевая полоса прочертила линию на холсте, перечеркивая бюст любимой уродливой жирной полосой.
Они. Все. Испортили.
- Вам нужна помощь! Я могу её предоставить, только откройте эту чертову дверь!
Новый удар последовал незамедлительно. Медная щеколда звякнула деталями и сдалась под натиском настырного доктора. В образовавшейся щели показалась рука, сверкая перстнем с гербом медицинского колледжа на безымянном пальце. Прошло несколько минут, в течении которых я неподвижно стоял у портрета, в надежде на чудо. Со стороны входа раздались скребучие звуки, приближая роковой миг, а Линор так и не молвила ни словечка, только смотрела на мою потерянную фигуру жалобно-грустными глазами.
Пока руки мои крутили за спиною, пока волоком тащили из комнаты по обжигающе холодным плитам пола, я не издал ни звука, отрекаясь от всего насущего и предаваясь несущей стремнине. Лик любимой отдалялся неумолимо быстро, теряясь за углом. Возможно то было к лучшему. Возможно, что в скорбном своем горе я утратил разум, рисуя себе образа давно минувших дней. Но душа моя, искромсанная ножами, покинула бренное тело невесомым духом, оставаясь в той комнате бессмертной вечностью, оберегая покой любимой. Возможно, решил я, в скором времени и мой потрет поставят рядом, оплакивая почившего друга. Тогда мы навсегда воссоединимся с Линор в изнеженных лучах райского солнца Эдема, и земные муки мои падут, даря покой и умиротворение.