— А если не захочет? — спросила Олеся.
— Васька-то? — удивилась Маня. — Да ты что, он землю жрать будет, лишь бы меня выпустили. Куда он без меня? Совсем пропадет.
Олеся пожала плечами, но промолчала. Да и что она могла сказать, не зная ни Васьки, ни Мани, ни их образа жизни.
— Тебя как звать-то? — подсаживаясь к ней на кровать, спросила Земфира.
— Меня Олеся.
— Красивое имя. Хочешь, я тебе погадаю на будущее?
— Отстань ты от человека, Земфирка, — лениво посоветовала Маня. — Что ты со своим гаданием пристаешь? Обман ведь один.
— А вот неправда твоя, — без особой обиды возразила цыганка. — Кто тебе сказал, что гадание — это вранье? Плюнь тому в глаза, нечестному человеку… У нас, у цыган, с самого рождения этот дар заложен — видеть будущее.
— Интересно, и как же это ты его видишь, будущее-то? Как в кино, что ли?
— Почему как в кино? — пожала плечами Земфира. — При чем тут кино? Я просто знаю, как все будет у человека дальше, вот и все. Смотрю на его руку и знаю, что нужно говорить.
— То есть ты ничего не видишь и просто так болтаешь, что в голову взбредет?
— Да думай как хочешь, говори что хочешь, но ведь сбывается почти все.
— Еще бы, — усмехнулась Маня. — Если ты молоденькой девочке обещаешь, что она замуж выйдет, то она и выходит… ПОЧТИ всегда, — передразнила женщина цыганку. — Или про любовь так же…
— А я никого не заставляю верить, — усмехнулась Земфира. — Меня сами люди просят рассказать, что их ждет. И деньги сами суют, если хорошо нагадаю.
— А ты и рада стараться.
— Ну так что, хочешь свою судьбу узнать? — Земфира с улыбкой посмотрела на Олесю, похоже, она в ее ответе не сомневалась.
— Нет, не хочу, — покачала головой девушка.
— Почему? — изумилась цыганка. — Неужели неинтересно? Или боишься?
— Боюсь, — призналась Олеся.
— Зря, — хмыкнула Маня. — Земфира плохое предсказывать не будет. Кто же денежки свои кровные за всякую гадость будет отстегивать?
— Не в этом дело, — сказала Олеся. — Я читала, что у людей цыганской национальности очень сильное биологическое поле. Они не предсказывают будущее, а, наоборот, внушают его.
— Это как так? — искренне заинтересовалась Земфира. — Еще и в колдовстве, что ли, нас обвинить решили?
— Ну при чем тут колдовство? — пожала плечами Олеся. — Просто сила внушения. Когда цыганка предсказывает будущее, она как бы программирует нас, как дальше жить, как поступать в той или иной ситуации. У кого свое поле слабое, подпадает под влияние… Вот я и не хочу рисковать. Зачем знать свое будущее? Пусть все идет так, как идет…
В этот момент за массивной железной дверью послышался шум, потом дверь распахнулась, и женщины увидели не очень опрятного мужчину в синем сатиновом халате, который толкал перед собой двухъярусную тележку, заставленную алюминиевыми кастрюлями.
— О, хаванинка приехала! — оживилась Маня. — Что у нас там сегодня, Петрович?
— Суп, макароны, кисель, — бодро отрапортовал Петрович, ловко раскладывая «деликатесы» по мятым металлическим тарелкам.
— Макароны с чем? — поинтересовалась Земфира.
— С макаронами, — любезно сообщил мужчина, не прерывая своего занятия.
— Неужели даже маргарина не бросили, жлобы?
— Будешь оскорблять при исполнении — в следующий раз вообще ничего не получишь… Так, все свою порцию получили? — Он окинул взглядом тумбочку, на которой Маня аккуратно поставила три глубокие тарелки с супом, на каждой из которых стояла мелкая — с макаронами, три толстых куска черного хлеба и три металлические кружки с вязким бледным киселем.
— А Светке что, опять ничего не принес, жлобяра? — Маня, уперев руки в боки, начала наступать на разносчика. — Тебе что, макарон пустых жалко?
— Не положено, — трусливо отступая за тележку, ответил Петрович. — Светку на довольствие никто не ставил. Хочется ей тут сидеть — пусть сидит, а кормить ее никто не обязан.
— Ну ты и гад, Петрович! Ей что теперь, от голода помирать? — поддержала Маню Земфира.
— А вы поделитесь, раз такие добрые, — посоветовал Петрович, побыстрее, от греха подальше, запирая железную дверь перед носом разъяренной Мани.
Олеся посмотрела в угол, где тихонечко, как мышка, сидела худенькая, маленькая девочка лет пятнадцати, не больше. За все время Олесиного пребывания в камере она не произнесла ни одного слова, девушка даже забыла, что в помещении их не трое, а четверо…
— А почему ей не положено еды? — спросила Олеся у Мани, которая уже вплотную занялась своей тарелкой с супом. — Разве не всех арестованных обязаны кормить?