— Мне страшно, — хнычет Елена, ее лицо распухло от слез, а нос покраснел. — Они убили Ольгу, Кэт, они убили ее…
— Я знаю, детка. Я знаю. — Моя грудь сжимается от горя, когда я тянусь к Елене, заключая ее в свои объятия вместе с Аникой. Аника начинает приходить в себя, но она не сопротивляется мне. Вместо этого она сворачивается калачиком в моих объятиях вместе с Еленой. При других обстоятельствах мое сердце наполнилось бы счастьем от того, что Аника была такой милой и доверчивой со мной. Но все, что я чувствую, это едва контролируемый ужас. Алексей хуже, чем я думала, он перешел грань от простого предателя к жаждущему власти безумцу. То, что он запланировал для нас, для каждого из нас ужасно, но то, что он запланировал для Аники и Елены, еще хуже. И я не позволю этому случиться.
Хотя я не знаю, как я собираюсь это остановить. Я могу успокоить его на некоторое время, занять его, чтобы у него не было времени причинять боль кому-то еще. Но если Виктор и другие не найдут нас быстро, у нас может не хватить времени, чтобы что-то изменить. Алексей не собирается долго тянуть время. Он никак не может поверить, что Виктор ускользнет вдаль, поджав хвост, когда Алексей только что похитил его жену и детей вместе с двумя женщинами, находящимися под его защитой, женой и нерожденным ребенком его союзника.
Я серьезно говорила Виктору, что верю, что он придет за нами. Я просто не знаю, сколько у нас времени.
— Мне страшно, — Елена снова плачет, переходя в рыдания, и я прижимаю ее к своей груди, приглушая их, насколько могу, чтобы не злить наших охранников. Даже помимо страха, я киплю от гнева и ненависти, подобных которым я никогда раньше не испытывала к Алексею и всем, кто ему помогал. Одно дело похищать и жестоко обращаться со взрослыми женщинами. Тем не менее, я знаю, что Аника и Елена будут страдать от эмоциональных и ментальных шрамов от этого всю оставшуюся жизнь. Травма, которую они пережили всего за последний час, немыслима. Если они зайдут так далеко. Закрадывается мысль, но я так же быстро отбрасываю ее. Я не позволю себе думать об этом даже на мгновение. Я не позволю себе рассматривать возможность, при которой, по крайней мере, дочери Виктора не будут спасены. Я сделаю все возможное, чтобы сохранить их. Чего бы мне это ни стоило.
Я бросаю взгляд на Сашу, все еще держащую Елену и попеременно успокаивающе поглаживающую ее волосы и волосы Аники.
— Ты в порядке? — Тихо спрашиваю я, и она тяжело сглатывает, ее подбородок дрожит, когда она борется с тем, чтобы не расплакаться. Ее рот распух, лицо в синяках, а руки прижаты к груди, пытаясь удержать рубашку на месте, чтобы охранники не могли видеть ее грудь.
— Нет, — шепчет она. — Но что, черт возьми, я должна с этим делать?
Ее честность поразительна. Мое сердце болит за нее, потому что она уже через многое прошла.
— У нас все будет хорошо, — шепчу я в ответ, и Саша грустно улыбается мне.
— Я не уверенна, миссис Андреева. Но мы будем держаться так долго, как сможем. Они, самое важное. — Она кивает Анике и Елене. — Пока они безопасны, не имеет значения, что еще произойдет.
— Я не знаю, что они собираются со мной сделать, — бормочет София сквозь сжатые бледные губы. — Мой малыш…
— Я собираюсь обеспечить вашу безопасность, — яростно шепчу я. — Я обещаю. Я буду отвлекать Алексея, пока смогу…
— Этого будет недостаточно. — Саша тоже бледна, ее руки, сжимающие рубашку, дрожат. — Вы не знаете таких мужчин, как он, миссис Андреева. Ваш муж один из них, но даже он не такой злой.
Я на мгновение опешила от этого. Ваш муж — один из них. Я это знаю, конечно. Вот почему трещина между Виктором и мной такая глубокая, она все еще не зажила даже после тех последних минут между нами. Я не хотела оставлять его с такой болью, не хотела, чтобы наш последний разговор был таким же неестественным, сердитым, как те, что были у нас за последние недели. Но волшебным образом лучше не стало. И даже если он спасет нас, ничего не изменится, если он этого не сделает. Между нами по-прежнему будет непроходимая, невозможная пропасть. Но в этот момент я бы все отдала, лишь бы вернуться домой, даже если это означает жизнь рядом с моим порой жестоким, отстраненным мужем без любви или удовольствия, на которые я так недолго надеялась.
Последняя ночь, которую мы провели вместе, теперь кажется такой далекой, что я почти могу подумать, что это мне приснилось. Сейчас мне кажется, что это всего лишь фантазия, как будто я даже не могу быть до конца уверена, что это произошло. Здесь, в тесном, холодном фургоне, когда я толкаюсь между Софией и Сашей с моими падчерицами на руках, вооруженные люди наблюдают за нами, как ястребы, эта теплая, освещенная огнем ночь кажется чем-то из фильма. Кое-что, что я придумала.