Единственный выбор, который когда-либо существовал в моем бизнесе, это мой собственный.
Я сделаю что-нибудь по-другому. Что именно, я точно не знаю. Отойти от секс-индустрии будет означать положиться на мои связи за ее пределами, положиться на таких мужчин, как Лука, которые укажут мне путь к новому старту, новым горизонтам. Но это также может означать другой вид нового старта, не менее пугающий, но потенциально не менее полезный. Брак на равных условиях с моей женой, партнерство, основанное на любви, доверии и взаимном желании. Брак, в котором игры, в которые мы играем друг с другом, происходят только в пределах нашей спальни…
Я не знаю, как это точно описать. Я не знаю, как это выглядит и как быть таким мужем, но ради Катерины я хочу попробовать.
Снаружи начинает всходить солнце. Через двенадцать часов мы отправимся в горы, и что будет после этого, еще предстоит увидеть, но я тихо шепчу обещание, которое, я надеюсь, будет последним, которое мне когда-либо придется задуматься, смогу ли я сдержать.
Я иду за тобой, Катерина. Я собираюсь спасти тебя и наших детей.
Я собираюсь отвезти вас домой.
19
КАТЕРИНА
Вечеринка не такая, как я ожидала.
Я чувствую оцепенение от горя, когда люди Алексея ведут нас вниз, в другую часть дома, которая, кажется, создана для больших собраний. Тут хорошо освещено, с потолка свисают огромные кованые люстры с лампочками Эдисона, а в каменном камине в одном конце комнаты горит ревущий огонь. В нескольких футах перед камином есть серия круглых ступеней, и именно туда ведут нас люди Алексея, подталкивая нас вперед, чтобы мы не колебались и не пытались убежать.
К моему ужасу, в центре я мельком вижу Ану.
Последние несколько часов были похожи на лихорадочный сон. Алексей приказал принести нам одежду и сказал, чтобы мы все помылись, пока не станем безупречно чистыми. Как только мы все были вымыты и одеты, охранник повел нас вниз по лестнице в комнату, где нас ждала высокая, элегантно симпатичная блондинка, которую никто из нас никогда раньше не видел, с непроницаемым лицом, когда она по очереди подвела каждую из нас к стулу и начала делать нам макияж и прически, включая Анику и Елену.
Это заставило меня содрогнуться от гнева, увидев, как она красит девочек, как будто они участвуют в каком-нибудь конкурсе красоты на Юге. По крайней мере, для Елены это было отвлекающим маневром, который впервые за несколько дней заставил ее хихикать и радоваться, она с любопытством прикасалась к своему лицу, пока женщина умело и быстро завивала ее длинные, шелковистые светлые волосы. Аника смотрела на это с тем же подозрительным раздражением, что и на большинство других вещей, но сидела очень тихо, интуитивно понимая, что сейчас не время плакать или сопротивляться.
Если бы я только тоже это поняла.
Саша и Анна почти не разговаривали со мной после эпизода с Алексеем. Я извинилась перед ними обоими, и они обе, конечно, сказали, что это не моя вина. Что любой потерял бы контроль, услышав, о чем говорит Алексей, и увидев, как он пытается вот так прикоснуться к Анике. Что мы все доведены до предела. Он садист, тихо сказала Саша. Он нашел твое слабое место и воспользовался им, но это не твоя вина. Это могла быть любая из нас.
Это не твоя вина, повторила мне Ана, как и в прошлом. Но почему-то на этот раз это имело меньший вес. Факт оставался фактом, что это был не кто-то из нас. Это была я, и чувство вины так же душит, как и то, что Алексей силой берет меня в рот. Каждый раз, когда я вижу, как Саша или Ана хромают или не могут спокойно спать, после побоев, которые он им устроил, я чувствую свежую волну холодной, тошнотворной ответственности, которая давит на меня, пока я не чувствую, что могу рассыпаться под ней.
Я не знаю, что произойдет сегодня вечером. Я не знаю, будут ли заключены сделки, наши потенциальные новые покупатели придут за нами позже или нас передадут после окончания торжеств. Я не знаю, сколько времени прошло с настоящего момента до того момента, когда я буду разлучена со своими друзьями, моими детьми и возможностью когда-либо быть спасенной моим мужем навсегда. Но я чувствую, как это приближается, несется к нам с тошнотворной скоростью, и я беспомощна остановить это. Сейчас я ничего не могу сделать, кроме как молчать и не дать Алексею использовать меня как предлог, чтобы еще больше кому-то навредить.
Аны не было с нами, когда мы по очереди принимали душ и мылись дочиста или когда нас тащили вниз, чтобы прихорашиваться, завиваться и краситься. Я не знала, куда ее увели, и вездесущая яма беспокойства в моем животе разверзлась широко и всеохватывающе, не давая мне думать ни о чем другом.