— У нас есть знаменитая кошачья интуиция, — говорил Мурзавецкий, — а у вас — пшик! К сожалению, в нашем мирном доме ничего не случается, а то и я бы что-нибудь распутал с превеликим удовольствием, а ты, псина, сиди грызи свою жалкую подачку и не рыпайся!
Но мы, то есть я, и сами с усами, и даже с бородой! И если этот лентяй взирает на мир самое большее с высоты подоконника, то я-то везде сую свой нос! Родители мне нередко говорят, что любопытство доведет меня до беды. Чаще всего — когда я хочу разведать неизвестную территорию, которой владеют незнакомые собаки, а Мама меня там ловит. А какой Варваре нос на базаре оторвали, не знаю, я таких безносых шавок не встречал. Мне стало обидно, что какой-то кот, даром что норвежский, взирает на меня свысока, и именно в тот момент мне захотелось стать настоящим псом-детективом — не ищейкой, которая благодаря нюху выводит хозяина на след преступника, а тем, кто, как кот-сиамец из книги, сам находит решение.
Впрочем, мы с Мамой вскоре пошли домой, и я на некоторое время забыл об этом разговоре. Не до того было. Родители вытащили большие чемоданы и стали собирать вещи. Я, конечно, занервничал. Папа обычно уезжает на несколько дней с одной сумкой, значит, они оба собираются меня бросить. Нет чтобы взять меня с собой! А вдруг это Папа опять надолго уйдет? Скоро все прояснилось: Мама сложила в сумку мои игрушки, Папа взял мою коробочку для спанья, в которой эти игрушки обычно живут вместо меня, и повез нас к Художнице. Там они меня на этот раз и оставили.
Сперва я был ошарашен. Когда я живу у Бабушки, я у нее как сыр в масле катаюсь, она в отличие от Мамы кормит меня не два, а три раза в день и много со мной играет. У Художницы я сначала ходил почти голодный. Когда в квартире живет столько четвероногого народа, главная заповедь во время кормежки, оказывается, — «не зевай». Кошек тут кормят сухим кормом, а собак — сырым мясом. Пока я в первый день собирался подойти к своей миске, меня обокрали. Санни и Берта быстро ели, а перед самым моим носом мелькнуло что-то рыже-волосатое — и миска оказалась пустой. Я смотрел на нее, ничего не понимая, пока не увидел Толстика, уплетавшего мою порцию. Хорошо, Художница это заметила и покормила меня отдельно, приговаривая: «В следующий раз не зевай». Я, конечно, привык уступать на даче свою миску Цунами — в конце концов, это ее территория, и она там старшая. Но обычно она, после того как наестся, разрешает мне покушать из ее собственной миски. А тут собак и кошек слишком много, и за всеми просто не уследишь! Но я быстро вспомнил свое печальное детство, когда, чтобы хоть как-то наполнить желудок, мне приходилось совершать чудеса изворотливости, и уже на второй день сумел отогнать Толстика — правда, тот успел отхватить большой кус. А на третий день я так проворно подбежал к родной мисочке (Мама дала ее мне с собой в приданое), что охранял ее еще до того, как Художница ее наполнила.
На самом деле здесь никто не голодал, даже наоборот. У местных собак и кошек было излюбленное занятие — воровать еду. Воровали друг у друга, но особенно любили красть у хозяев. Воровство тут превратилось в излюбленный спорт, в азартную игру, в которую если проиграешь — накажут, но наказаний, по правде сказать, больше символических, никто не боялся. Мне эта игра очень понравилась, и я быстро в нее включился. Особенно отличался в этом развлечении Толстик, который мог слямзить лакомый кусочек ветчины прямо с бутерброда, который кто-нибудь из людей подносил ко рту. Чаще всего его жертвой становится младшая хозяйка. Это правильная девушка, она нас, собак, любит больше, чем кошек. Она даже не ругалась, когда мы с Санни на пару разорвали ее любимого плюшевого медведя, только убрала другие игрушки повыше, чтобы я не достал (не понимаю, зачем ей столько мягких зверюшек, притом совершенно еще целых, если она в них не играет!). Зато на Толстика она страшно сердится, у них идет война: если она его поймает (что ей далеко не всегда удается) и выдерет за очередную проказу, он потом метит ее самое драгоценное — косметику.
Толстик не стесняется красть и у своих товарищей. Правда, если он покусится на миску Дуси, его ждет отчаянная трепка. Дуся, кстати, его мама, вот она его и наказывает по-родственному, так, что только рыжая шерсть клочками летит. Зато у нерасторопной Берты он ворует постоянно, и пока та сообразит, что к чему, его уже и след простыл. Впрочем, грабить Берту — любимое развлечение всех здешних кошек. Она, то есть Берта, очень большая, и Художница кладет ей мясо в миску размером с тазик. Когда она ест, одна из кошек подходит сзади и ударяет когтистой лапой по ее заду; собака с рычаньем оборачивается, и в это время другая выхватывает из миски здоровый кус и удирает. Потом все вместе забираются за диван, куда Берта не может пролезть, и там наслаждаются едой. Так как я не больше средней кошки, то я тоже залезал туда вместе с ними, и они со мной делились. Очень вкусно, почему-то гораздо вкуснее, чем мясо в собственной миске. К сожалению, через несколько дней Берта научилась не отрываться от кормежки, когда ее трогали сзади, только угрожающе рычала — впрочем, ее никто не боялся.