Мы с Мамой несколько раз приезжали позировать, и готовый портрет теперь висит у нас в гостиной, а его копия — в квартире хозяев Мурзавецкого. Мне даже жаль, что все завершилось, мне эти сеансы понравились. И скучно мне не было. Я прислушивался к разговорам, которые вели между собой Мама и Художница. Человеческий язык все-таки — не мой родной, я далеко не все понимаю, да мне обычно и неинтересно. Все, что мне нужно знать, я и так знаю. Каждая собака умеет считывать информацию прямо из мыслей своих хозяев. Мне, например, неохота дежурить на кухне каждый раз, когда Мама готовит, в надежде, что она уронит какой-нибудь вкусный кусочек, но зато я всегда через стенку ощущаю, когда она, устав от готовки, усаживается перекусить — и я тут как тут! Но когда Мама и Художница болтали между собой, я заинтересовался, хотя они говорили в основном о предметах отвлеченных, не связанных с едой и прогулкой.
О работе, например. Интересно, что люди любят больше — работать или говорить о работе? По-моему, говорить. Я наконец понял, что такое работать — значит, это делать что-то нужное и полезное. Я не понимаю, почему игра — это не работа, если это мне нужно и всем, по-моему, полезно, но Мама, когда я лезу к ней с игрушкой, часто говорит, что ей некогда играть, потому что надо работать. Так как я по вполне понятной причине не могу задавать вопросы, то из разговоров вынес смутное впечатление, что работа — это то, что делается не играючи, а серьезно, с напряжением всех сил. Теперь я понимаю, почему Папа приходит вечером такой злой и голодный.
Более того, наши Мамы рассказывали друг другу разные истории о собачьей работе. Оказывается, существуют мои собратья, которые работают, и их за это очень ценят и даже награждают орденами и медалями! (Тут уж я ушки навострил, тем более что это просто сделать, Папа говорит, что у меня не уши, а радары.) Самая простая собачья работа — это охрана. Надо охранять хозяйское добро от злоумышленников. Берта, по-моему, самая настоящая охранная собака. При мне она не дала Толстику своровать со стола пирог, который Мама сама испекла, принесла и поставила на стол в кухне. После этого мы все пошли в кабинет и не заметили, как кот пробрался в кухню. Он уже подбирался к пирогу, но Берта была на страже и стащила его со стола, правда, вместе со скатертью, в которую Толстик вцепился когтями, с посудой и самим пирогом. В результате кота с позором изгнали, наши хозяйки подобрали осколки, а развалившийся на части пирог отдали нам. Вкусный пирог, правда, с сыром, а я больше люблю с мясом.
Но в тот же день Берта продемонстрировала настоящую охранную работу («настоящая» — это так хозяйки говорили, как будто бывает ненастоящая!). В дверь позвонили, и Художница, ожидавшая дочь, пошла ее открывать, не заметив глухого рычания Берты. Старушка Санни в это время сладко спала, но, заслышав звонок, тут же вскочила и помчалась в переднюю. Но, против ожидания, за дверью оказалась не девушка Маша, а две незнакомые женщины в длинных пышных юбках — потом я узнал, что это были цыганки. Одна из них уже сделала было шаг за порог, но в это время Берта с рыком совершила бросок, а Художница, успев поймать ее за ошейник, повисла у нее на шее. Цыганки с визгом отступили, и дверь захлопнулась. Я тоже принял посильное участие в этом эпизоде, носился под ногами у всех с громким лаем (у меня низкий бас); правда, сначала я решил, что это гостьи и мы будем играть. Хозяйки нас всех похвалили и даже дали по кусочку сосиски. Из их разговора я узнал, что наши несостоявшиеся посетительницы — скорее всего, те самые воровки, которые уже обчистили несколько квартир в этом доме.
Значит, я тоже гожусь для сторожевой службы! Мама сказала Художнице, что при каждом звонке в дверь Тимоша (то есть я) поднимает такой радостный лай, что любой злоумышленник испугается, не зная, что он радостный. Я и по-настоящему умею охранять, но только не хозяйские вещи, а свои собственные. У меня есть привычка вечером, после ужина и до сна, поохранять какую-нибудь игрушку или косточку. Так как дома у меня только родители, то приходится охранять от них, раз никого другого нет. Иногда мне хочется заняться охранной работой в спальне, а они сидят в гостиной и смотрят телевизор. Тогда я сначала их зову, а потом, когда ко мне кто-нибудь из них заглянет, я уже лезу под кровать со своим сокровищем в зубах и, громко рыча, его охраняю. А порою мне даже приходится гоняться за ними из комнаты в комнату, чтобы порычать и соблюсти вечерний ритуал.