Испуганный Сократ выпустил Аспасию из объятий. Разум, вернувшийся к нему, тут же заклеймил его жадную похоть: как ты посмел воспылать так же, как тогда, в блудилище пирейского порта?!.
Но ледяной вихрь разума не смог остудить его жара. В глазах Сократа мельтешили такие близкие звезды...
Аспасия молча опустилась вновь на подушки.
Тихонько потресикало масло в светильнике, исходили звоном цикады, кто-то в темноте не совсем умело выдувал мелодию из авлоса (что же заставляло его играть ночью? не любовь ли?.)... Уже подавали редкие трели искусники-соловьи, чтобы позже слить их в единую, как сверкающий поток, песню. Изредка взлаивали собаки, но быстро умолкали, будто устыдившись неблагозвучности своего лая. Полная луна озаряла спящие Афины. С крыши дома Аспасии хорошо были видны в ее золотом свете величественные строения Акрополя, нижний город был более темен.
- Я так бы хотела полюбить тебя, Сократ... прервала молчание Аспасия. - Ты молод, моложе меня, но с тобой впервые за последние годы я испытала почти забытое волнение... Скоро ты будешь далеко от Афин, я обещаю вспоминать о тебе, хотела бы и тосковать по тебе, но слишком мало тебя знаю... Не гони колесницу своей страсти, Сократ. Помнишь, сколько бед натворил Фаэтон, выпросив на один день колесницу Гелиоса? Не зря Зевс поразил его молнией...
- А я вот тоже поражен... стрелой Эрота... пробормотал гость.
- Сядь рядом со мной, - тихонько поманила его Аспасия. - Если ты не против. Мы поговорим об Эроте. Хочу убедиться: знаешь ли ты его?..
- Теперь уж знаю! - самонадеянно сказал Сократ, присаживаясь возле нее. - И могу даже поспорить с Фидием: для меня Эрот вовсе не златокрылый младенец-шалун. Он грозен!.. Вот в гостях у Перикла Софокл читал нам всем строки из только начатой трагедии. Его Эрот мне куда более близок и понятен:
О Эрос-бог, ты в битвах могуч!
О Эрос-бог, ты грозный ловец!
На ланитах у дев ты ночуешь ночь,
Ты над морем паришь, входишь в логи зверей,
И никто из богов не избег тебя.
И никто из людей:
Все, кому ты являлся, - безумны!
- Чудесные стихи! - воскликнула с жаром Аспасия. - И все же давай, Сократ, попытаемся вместе постичь, кто же он, Эрот... Его изображают младенцем, но ведь можно его считать и древнейшим из богов, не так ли?
- Да, - согласился, немного приходя в себя, юноша. - По Акусилаю, Эрот - сын изначального Хаоса, а по Ферекиду, сам Зевс, создавая мир, превратился в Эрота...
- И ты видишь его великим и прекрасным богом?
- А как же! Пусть не все сотворенное прекрасно, но демиург одержим был тягой к Красоте.
- Тяга эта у него, конечно, была и есть. Но скажи мне, Сократ, кто, по-твоему, сильнее жаждет Красоты: тот, кто обладает ею, или тот, кто ее лишен?
- Жажда обладать Красотой, по-моему, сильней у того, кто обделен Ею.
- Правильно! Так же больше жаждет силы тот, кто обессилел, больше вожделеет любви тот, кто лишен ее... Стало быть, Эрот лишен Красоты и очень нуждается в ней?
- Выходит так... - произнес нараспев озадаченный Сократ. Но неужели Эрот безобразен и подл?!
- Не богохульствуй! - улыбнулась Аспасия. Неужели то, что не прекрасно, непременно должно быть безобразным?.. Это большая ошибка - считать все не прекрасное безобразным, стоять на том, что не доброе обязательно зло. Да, быть может, Эрот вовсе не прекрасен и не добр, но не думай, что он должен быть безобразен и зол, а считай, что он находится где-то посредине между этими крайностями.
- Тогда почему же все признают его великим богом?! - воскликнул нетерпящий никакой усредненности Сократ.
- И пусть все признают. А мы с тобой, может, решим, что он вовсе не бог...
Юноша уставился на нее - шутит ли? Но лицо Аспасии было спокойно.
- Да как ты можешь говорить такое?! разгорячился он.
- Очень просто, - ответила она негромко. - Скажи мне, разве ты не утверждаешь, что боги блаженны и прекрасны? Или ты, может быть, осмелишься о ком-нибудь из богов сказать, что он не прекрасен и не блажен?
- Клянусь Зевсом, нет!
- А блаженными ты называешь не тех ли, кто прекрасен и добр?
- Именно тех.
- Но ведь насчет Эрота ты признал, что, не отличаясь ни добротою, ни красотой, он вожделеет к тому, чего у него нет.
- Да, я это признал.
- Так как же он может быть богом, если обделен добротою и красотой?
Сократ, привыкший побеждать во всех спорах, впервые вынужден был признать свое поражение:
- Кажется, он и впрямь не может им быть... - Но в эти слова его вовсе не просочилась горечь, не заглушила пытливости его. - Так кто же такой Эрот? Смертный?
- Опять ты в крайности!..
- Но кто же он все-таки?
- Как мы уже выяснили, нечто среднее между бессмертным и смертным.
- Кто же он, Аспасия?
- Эрот - великий гений. Ведь все гении представляют собой нечто среднее между богами и смертными. Не соприкасаясь с людьми, боги общаются и беседуют с ними только через посредство гениев... Гении эти многочисленны и разнообразны, быть может, и ты, Сократ, из числа их, но Эрот - бесспорно величайший из них.
- Про меня ты, Аспасия, совсем зря... - смутился юноша. - А вот слова твои про Эрота мерцают мне светом Истины. Но скажи, кто же тогда его мать и отец?
Вот тогда, тихой афинской ночью, и поведала Аспасия Сократу эту удивительную историю происхождения Эрота.
ПИР БОГОВ
Когда золотоволосая Афродита вышла из пены морской близ острова Кипр, пораженные ее красотой древние боги на радостях решили устроить пир.
К этому времени Зевс уже утвердился на Олимпе, поделил власть с двумя своими братьями Посейдоном и Аидом, которые были извергнуты из утробы их отца, бога Кроноса, проглотившего их из боязни быть низложенным своими же детьми. А мудрая красавица Метида, составившая зелье, благодаря которому возвращены были из утробы Кроноса братья Зевса, стала женой последнему.