Я ждала, когда студенты выйдут, чтоб сесть и наконец-то выдохнуть, смакуя в голове самые удачные моменты урока и анализируя его, потому что надо же закрепить этот успех! Выяснить, что именно я сегодня сделала правильно.
— Татьяна Викторовна!
Ого! Дежавю… Где там моя боевая папка?
Глеб проследил за выходящими однокурсниками, повернулся, поймал мой тоскливый взгляд, устремленный туда же, усмехнулся грустно.
— Татьяна Викторовна, я хотел извиниться…
Да неужели!
Я стояла, предусмотрительно выставив перед собой папку, и удивленно слушала вполне искренние извинения.
Глеб выглядел раскаявшимся, смотрел прямо в глаза, расстояние нагло не сокращал. Может, и в самом деле, сожалеет?
— Хорошо, Глеб. Я буду считать случившееся недоразумением и постараюсь забыть…
Показалось мне, или глаза его в самом деле зло блеснули?
— Я бы хотел загладить вину… Может, угощу вас кофе?
А нет! Ничего мне не показалось! Это просто очередной виток подката, чуть более сложный, раз уж напролом не получилось.
— Спасибо! Ограничимся извинениями.
Я взяла сумку, обошла Глеба и устремилась к выходу, радуясь, что все разрешилось хорошо.
И через секунду, летя назад, в руки своего студента, который, не особо задумываясь, молниеносно дернул меня локоть, разворачивая к себе и слегка перестаравшись, я успела лишь ощутить сожаление, что зря порадовалась раньше времени.
Глеб, судя по всему, действительно не рассчитав силу, удерживал меня уже обеими руками за плечи, лишая таким образом возможности снова обороняться папкой с конспектами, и смотрел в глаза. Зло. Серьезно. Жадно.
— А чего ж так, Татьяна Викторовна? А? — спросил он тихо, но настойчиво, — не нравлюсь?
— Глеб, — я повела плечами, пытаясь высвободиться и раздумывая, не пора ли начать звать на помощь, — это неуместный вопрос. Мы с вами находимся в учебном заведении, у нас разный статус… Отношения со студентами — это дикость, это противоречит… Профессиональной… Этике…
С каждым словом я говорила все тише, все труднее произнося слова, потому что Глеб, не сжимая сильнее, чем надо, не причиняя боли, ухитрялся каким-то образом воздействовать на меня, подавлять. Взгляд его темнел, губы сжимались плотнее, синяк на скуле, след от удара папкой, стал бурым от напряжения.
— Какая, бля, этика? Какой статус? Да я старше тебя! Ты чего несешь?
— Не смейте… Так… В таком тоне…
Я изо всех сил пыталась вывернуться из его рук, но безуспешно. Ситуация позавчерашнего дня повторялась, но теперь я не могла оказать достойного сопротивления! Какая же я глупая! Поверила в его искреннее раскаяние! Нет там никакого раскаяния! Только желание добиться своего и злость от того, что не выходит!
— Да какой еще тон? Чего ты все строишь из себя?
Глаза его стали совершенно дикими, яростными, а я внезапно вспомнила, что ноги-то свободны!
Удару коленом по яйцам меня обучили еще в детском доме старшие девчонки. А тренировалась я уже на мальчиках. Там же.
Глеб изменился в лице, выпустил меня, согнувшись и тихо матерясь.
Я прижала покрепче конспекты, не удержавшись, оглядела поверженного неприятеля и поспешила прочь, по пути зарекаясь когда-либо оставаться с ним наедине.
И забывая об известной поговорке.
Глава 7
В выходные мы поехали к Юрику на дачу, ловить последние теплые деньки. Дача, само собой, была не его, а его прабабушки, вдовы довольно влиятельного в свое время чиновника, сумевшего в веселые девяностые закрепить за собой много собственности, положенной ему по статусу. Дача в ближнем Подмосковье как раз к таким объектам относилась. Сыновья и внуки оказались тоже с препринимательской жилкой, прямо даже и не скажешь, что интеллигенция. Поэтому старая чиновничья дача, отстроенная еще в семидесятых, превратилась в добротный дом, практически родовое поместье, в котором можно было проживать постоянно. Соседи, сплошь представители старой и новой элиты, жили дружно, не ссорясь.
Мне нравилось это тихое место, нравились многолетние деревья на большом участке, сосны и ели, плодовые деревья и заросли смородины и крыжовника. Прабабушка, Маргарита Васильевна, очень бодрая пожилая леди, обожала меня, постоянно угощала вкуснейшим печеньем, которое пекла по особому рецепту, и выспрашивала о современных модных тенденциях. В последнем вопросе я ей мало чем могла быть полезна, конечно, но разговаривать с ней очень любила. Маргарита Васильевна, будучи женой советского чиновника, часто выезжавшего за границу, много где побывала, застала еще мир до всеобщей глобализации, к тому же, как и я, обожала русскую литературу.
Юрик именно по ее настоянию пошел учиться на гуманитарный. Тут в пролете оказались и отец, желавший сделать из него военного, и мать, настаивавшая на карьере журналиста, ну а многочисленные дяди, тети, бабушки и дедушки вообще права голоса не получили.
Юрик, с ужасом иногда представлявший, что бы он делал на военном факультете, был прабабушке бесконечно благодарен.
Он сгрузил меня с вещами в дом и благополучно свалил по своим делам, прикрыв таким образом хитрый зад.
Маргарита Васильевна, как всегда, при параде, с современным идеальным макияжем и изящно уложенными волосами, была немного возбуждена.
С юмором посмотрев вслед усвиставшему правнуку, она рассеянно провела рукой по укладке, зорко оценивая мой внешний вид.
— Танечка, у тебя есть что-то поинтереснее этого рваного кошмара?
Это она о моих джинсах, из последней коллекции, между прочим! Юрик уговорил купить, и даже оплатил, сама бы ни в жизнь не взяла! Шутка ли, целая моя зарплата! Да и повода их одевать куда-либо у меня не было. Только-только нашла применение, как, оказывается, и здесь они не в тему!
— А что такое?
— Сколько раз говорила тебе, лапушка, женщина должна одеваться изящно и скромно. Так, чтоб мужчине хотелось ее раздеть! А этот джинсовый ужас, скорее всего, захочется зашить. А зачем нам мужчина-швея?
— Маргарита Васильевна, так мне их Юрик покупал…
— И это вообще нисколько его не красит! А уж о вкусовых пристрастиях я промолчу!
Да уж, о вкусовых пристрастиях вашего внука вам лучше не знать… Однако, чего это мы все такие взволнованные?
— А что случилось-то, Маргарита Васильевна?
— Ровным счетом ничего… — пропела пожилая леди, опять повернувшись к зеркалу и изучая свой безупречный макияж. — Знаешь, в этих уроках на Ютуб что-то есть… Столько новинок появилось, так наука вперед шагнула…
Говоря это, она подправила какую-то, видимую только ей, оплошность, и повернулась ко мне.
— Ладно, я подберу тебе что-нибудь из своих вещей. Ты такая же худенькая, как я в молодости. Так что найдется наряд…
— Да зачем?
— Как зачем? Я не сказала разве? Мы идем в гости.
— К кому?
— О, через улицу от нас, приятнейшие люди! Меня Сергей Павлович пригласил, а мне одной как-то неудобно… Думала, вы с Юрасиком составите компанию. Но, раз он улетел куда-то, будешь за двоих отдуваться…
— Но зачем вам я? — я растерялась, не зная, что сказать. Мало того, что Юрик меня кинул, ведь наверняка знал о прабабушкиных намерениях, звездун такой, так еще и неизвестный Сергей Павлович откуда-то нарисовался, и теперь мне к незнакомым людям идти. А, учитывая, что простых семей в дачном поселке годов так с шестидесятых не водилось, сначала сплошь деятели культуры и спорта, позже — чиновники всех мастей, а теперь вот — столичные богачи, выкупившие у обедневших наследников советского режима их земли и застроившие все вокруг своими поместьями на шести отдельно взятых сотках, то понятное дело, что соседи будут не из простых. Не зря же Маргарита Васильевна так наряжается.
И зачем там я?
Я отдыхать приехала, побродить по лесу, подышать хвойным ароматом сосен, пособирать гербарий… Почитать, лежа на качелях, на свежем воздухе. У меня как раз намечен Пастернак на перечитывание…