Морщась, Пэн тронул ногой каждую из тряпок. Вчера их насквозь промочила вода из ведер, но теперь они высохли и, кажется, затвердели в том положении, в котором остались лежать.
– Боже правый! Что за ужас был здесь вчера!
Пэн оглянулся на вошедшего в спальню отца. Уимарк покачал головой и, закрыв дверь, прислонился к ней, тяжело вздыхая. Пэн ничего не ответил.
– Тебе, конечно, нужна одежда, – сказал лорд Джервилл, направляясь к сыну. – Мне стоило раньше об этом подумать. Ведь пока ты не вошел в эту комнату, я так и не понял, почему ты голый бегаешь по замку.
– Одежда здесь есть, – сказал Пэн, затем неохотно добавил: – Мне, правда, понадобится помощь, чтобы ее надеть.
– Естественно, я помогу тебе! Где… – Отец запнулся, в ужасе созерцая закаменевшие бесформенные кучки на полу, о которых, должно быть, и говорил Пэн. – Ты с ума сошел! Ты ведь не собираешься надевать это?!
Нагнувшись, он поднял искалеченную гарью и водой вещь, отдаленно напоминавшую тунику Пэна. Затрещав, она распрямилась, как доска.
– Нет, сын, ни в коем случае! Я принесу тебе одну из моих туник и…
– Твои мне не подойдут.
Уимарк, собравшийся было уходить, повернулся и хмуро оглядел сына.
– Да уж, ты меня перерос. – Он пожал плечами. – И когда ты успел так вымахать? – спросил он с досадой, затем покачал головой, все еще держа в руке затвердевшую ткань. – Но ты в любом случае не можешь это надеть. Я спрошу Уэрина…
– Я не собираюсь ни у кого просить одежду. Буду носить свою, пока мы не доберемся до дома, – жестко ответил Пэн. – Просто встряхни ее.
Лорд Джервилл открыл было рот, чтобы поспорить, но, поразмыслив, вновь подошел к сыну.
– Тут проси не проси, ты все равно на шесть дюймов выше любого из нас. Уэрин не поможет.
Потребовалось немало времени, чтобы привести одежду Пэна в божеский вид. Сначала отец растягивал каждую из скукожившихся вещей, потом усиленно встряхивал, доводя до подходящего состояния. Правда, если не считать огромного количества темных пятен и дыр, туника и шоссы все же прикрывали самые главные места, и Пэну этого было достаточно. Процесс одевания утомил его – сильно заболели руки, голова раскалывалась, и он решил, что пора позаботиться о скорейшем отъезде домой. У него не было никакого желания искать в этом замке чистую одежду, которая после пары движений треснет по швам. Сам Пэн, будучи равнодушным к моде, всегда имел при себе только два комплекта одежды: один носил, второй в это время находился в стирке. Адам же, его покойный брат, гораздо тщательнее следил за новшествами, и в его комнате по прибытии в Джервилл Пэн мог отыскать пару нарядов для себя – благо у них с Адамом был одинаковый размер.
Пэн сомневался, что мать обрадуется необходимости немедленно возвращаться домой. Ей хотелось побыть в Стротоне еще несколько дней, чтобы Эвелин смогла поближе со всеми познакомиться, прежде чем они отправятся в Джервилл. Пэну было совершенно непонятно, с чего мама решила, что девочке это вообще нужно? У нее вся жизнь впереди, успеет приобщиться к их семье. Однако мать настаивала, и Пэн с отцом в угоду ей согласились. Но теперь планы придется изменить, по крайней мере лично ему, решил Пэн, следуя за отцом в коридор. Пускай родители остаются, если им так хочется, а он вместе с женой уедет сразу после завтрака.
– О, вот и наша мама, – сказал Уимарк, посмотрев в конец коридора, и Пэн увидел мать, разговаривавшую с лордом и леди Стротон. – Спускайся, мы догоним.
Пэн кивнул и отправился вниз по лестнице.
Первой, кого он заметил, спустившись в большой зал, была Эвелин. Она сидела за столом в компании этих своих кузенов, и, судя по ее несчастному выражению лица, они опять грубили. Пэн инстинктивно потянулся к мечу, но, больно ударившись перевязанной рукой об эфес, понял, что сейчас это бесполезно.
Пэн зашагал к столу, не сводя с троицы грозного взгляда. К их собственному счастью, они оказались достаточно трусливы, чтобы мгновенно испариться – в этот раз даже меч не понадобился. Довольно ухмыльнувшись, Пэн сел рядом с женой на скамейку. Она с удивлением посмотрела на него:
– Супруг, вы уже встали…
Пэн не ответил, кроме того, пересилив себя, сдержался и не стал упрекать ее в том, что она самовольно ушла из спальни и оставила его на произвол судьбы. Он лишь спросил.
– О чем говорили твои кузены? Ты сильно расстроена. Эвелин почему-то смутилась, покраснела, отвела взгляд и, уставившись на свой кубок с медовым напитком, ответила:
– Ничего, что стоило бы повторять, милорд. Да я уже и не помню их слов… – Она откашлялась. – Вы голодны, мой супруг? Не желаете ли позавтракать со мной?
Пэн видел, что она лжет, и намеревался объяснить ей, что жены не должны ничего скрывать от своих мужей, даже если это какая-нибудь мелочь вроде ядовитой болтовни глупых кузенов. Но она с такой ослепительной улыбкой сейчас задала ему свой вопрос, и так красиво из ее уст прозвучало «мой супруг»… Когда Эвелин подала ему ломтик хлеба, он забыл про весь свой гнев и потянулся было за предложенной едой, но снова препятствием стала замотанная рука, похожая на огромную лапу. Тяжело вздохнув, Пэн опустил ее и отвернулся, чувствуя себя опозоренным.
– Я могу покормить вас, милорд, – мягко сказала Эвелин.
– Я не голоден, – отрезал Пэн. Он солгал, категорически отказываясь унижаться и давать жене кормить его с ложечки, как немощного ребенка. Увидев, как жалостливо Эвелин смотрит на него, он буркнул: – Ешь.
Она замешкалась, и он собрался повторить приказ, но тут появился слуга, принесший и ему напиток из меда. Пэн обеими руками взял кубок и поднес его к губам, радуясь, что хоть это он может осилить. Эвелин наконец-то перестала обращать на него внимание, и Пэн, сделав глоток и опустив кубок, начал наблюдать за ней. Он смотрел, неожиданно почувствовав сухость на губах, как она откусывает и медленно пережевывает сыр. Этот процесс возбудил в нем новый голод, утолить который также было невозможно, отчего Пэн почувствовал, как все внутри сжимается от отчаяния: он не мог ни есть самостоятельно, ни одеваться, ни даже уложить жену в постель! Прекрасное начало супружеской жизни! Ничего, успокаивал себя Пэн, глядя на Эвелин, как только появится оруженосец, ситуация пойдет на лад – по крайней мере появится человек, который будет помогать ему одеваться и есть. Это, правда, не решит проблему постели…
Пэн судорожно сглотнул, увидев, как Эвелин, высунув маленький розовый язычок, аккуратно облизывает губки – нижнюю и верхнюю, – убирая с них крошечные остатки пищи. В своем воображении Пэн почти физически ощутил эти нежные прикосновения на своих губах и… на другой части тела, расположенной немного южнее. Она не пострадала от огня, и ей, так уж получилось, было все равно, что там происходит с руками.
Неожиданный удар кубка о стол и холодные брызги, отлетевшие в грудь, отрезвили Пэна. Он с воплем вскочил на ноги и, оглядев устроенный беспорядок, почувствовал, что густо краснеет. Эвелин собралась что-то сказать, но тут сзади послышался обеспокоенный голос:
– Сын, с тобой все в порядке? Повернувшись, Пэн окончательно поник при виде родителей и Стротонов, спешивших через весь зал к нему на помощь. Он закрыл глаза и покачал головой. Через секунду, придя в себя, Пэн объявил:
– Через час мы с Эвелин уезжаем в Харгроув за моим оруженосцем. Затем в Джервилл. Можете остаться здесь или ехать с нами, как пожелаете.
Игнорируя изумленные вздохи, вызванные этим заявлением, он развернулся и пошел на конюшню, чтобы приготовить лошадь – единственное, что осталось неповрежденным после его первой брачной ночи, которая, как он надеялся, не станет дурным предзнаменованием.
– О, дорогая, мне очень жаль! Изначально мы хотели побыть здесь немного после свадьбы, чтобы ты успела привыкнуть к нам. Однако боюсь, что Пэн… – Леди Джервилл вздохнула. – Понимаешь, у него здесь нет другой одежды, кроме той, что сейчас на нем. Все остальное сгорело. Кроме того, с такими сильными ожогами он не может ни есть, ни одеваться… А новый оруженосец, я уверена, прекрасно поможет и…