Расступаясь, как воды Красного моря перед Моисеем, гости образовали проход. Эвелин двинулась вперед. Медленно, едва передвигая ноги. Но, даже несмотря на это, буквально через несколько шагов она снова стала задыхаться и чувствовать сильное головокружение.
– Бог мой, она похожа на рыбу!.. – в изумлении прошептал Уимарк Джервилл. Жена резко толкнула его локтем. – Прошу прощения, но… это так! – сказал он огорченно, затем покачал головой. – Жена, разве щеки были такими вдавленными, а губы – в складку, когда мы видели ее ребенком и согласились на этот договор? По-моему, нет!
– Нет… – Леди Кристина Джервилл внимательно посмотрела на приближавшуюся к ним девушку. Крошка двигалась так медленно и вдумчиво, словно (прости, Господи!) навстречу смерти, а не к суженому. Прищурившись, Кристина стала всматриваться в наморщенное лицо Эвелин, затем с небольшим облегчением сказала: – Она, кажется, втягивает щеки.
– Это еще зачем? – встрял в разговор Пэн. Ответа он не расслышал. Леди Кристина, возможно, сказала что-то, но Пэн отвлекся, следя за невестой, вселявшей в него сильное беспокойство. Дело было не во внешности: несмотря на странноватое лицо, походившее на рыбье, он все же разглядел мягкие полные губы, прямой нос и голубые глаза. Волосы нежно-каштанового цвета были подобраны, и мелкие завитки, выбившись из прически, спадали на лицо. Вполне возможно, решил Пэн, что, если она расслабит щеки, то будет выглядеть даже более чем привлекательно.
Но в данный момент он и не думал об этом. Его настораживала походка Эвелин: она шла, не сгибаясь, будто солдат с поломанными ребрами, и медленно, как двигается лишь очень слабый или больной человек. Меньше всего Пэн мечтал о такой невесте. Ему нужна была сильная здоровая жена, которая будет помогать ему в преодолении любых препятствий, уготованных жизнью.
Однако беспокоился он сейчас впустую: если Эвелин и вправду чем-нибудь болела, придется смириться. Его имя вписали в брачный договор, когда он был совсем ребенком и не мог ни на что повлиять…
Пэн очнулся, почувствовав, как отец толкает его. Невеста, оказывается, уже стояла прямо перед ним. Не поворачиваясь к священнику, он с недовольством осматривал Эвелин и лишь после негромкого напоминания родителя пробормотал «здравствуй» и улыбнулся ей.
Потрясенно сморгнув, Эвелин произнесла про себя благодарственную молитву за улыбку, которой одарил ее Пэн де Джервилл. На одну долгую страшную секунду ей показалось, что эта ужасная утяжка и втягивание щек все испортят – сбудется предсказание Юнис и братьев, и Пэн, не раздумывая, отвергнет ее.
С дрожью в коленях, ослабевая от страха, Эвелин неотрывно смотрела на жениха. Мама не солгала, сказав про него «красивый и сильный», но, откровенно говоря, первыми в глаза бросались его неимоверно высокий рост и плечи – по ширине почти как входная дверь за его спиной. И… да, разумеется, он был красив. Но самое важное, что отметила Эвелин, – это доброта. Разочарованное выражение лица, с которым он встретил ее, сменилось теперь неподдельной улыбкой, совершенно точно означавшей, что свадьба не будет отменена. Он и вправду необычайно добр, с признательностью подумала Эвелин.
Священник откашлялся, и она, спохватившись, повернулась к нему. Очевидно, пока ее внимание было целиком обращено на жениха, началась церемония, и сейчас священник, судя по его взгляду, ждал от нее какого-то ответа.
– Я шоглашна… – проговорила Эвелин, краснея. Она прикусила щеки с внутренней стороны, пытаясь держать их втянутыми, и из-за этого шепелявила.
Никто, похоже, не обратил на это внимания, и она позволила себе немного расслабиться и вдохнуть. Только… воздуха совсем не осталось, напиравшая толпа поглотила его целиком. Пытаясь вдохнуть хоть капельку воздуха, Эвелин бессознательно вцепилась в руку жениха и приказала себе не паниковать, но тут лицо священника стало расплываться у нее перед глазами, его голос то усиливался, то утихал. «О, нет… – подумала она в отчаянии, – только не это…»
По мере того как шла церемония, беспокойство Пэна о состоянии здоровья невесты все возрастало. Несколько секунд назад она схватила его за руку. Ничего странного, казалось бы, но столько испуга и отчаяния было вложено в этот жест, что Пэн насторожился. Через некоторое время он явственно увидел, что она в предобморочном состоянии, а когда наступил ее черед произносить клятву, она отвечала очень тихо и невнятно.
Пэн с тревогой наблюдал за ней и так отвлекся, что сначала даже не понял, зачем отец снова толкает его локтем.
– Можете поцеловать невесту, – услышал он слова священника, выглядевшего удовлетворенным отлично выполненной работой.