А под шумок разузнала о его финансовом положении. Естественно, Гроган ей не все рассказывал. И в его бумаги она не лезла. Но время от времени он разговаривал по телефону, а у нее был еще один аппарат наверху. Или он беседовал с людьми из синдиката в гостиной, а она в коридоре подслушивала.
В итоге она пришла к выводу, что он куда–то откладывает наличные и что сумма может составлять где–то около сотни кусков.
Кори ехидно ухмыльнулся.
– Ну, во всяком случае, – продолжал Кингсли, – эта информация заставила меня призадуматься. То есть я хочу сказать, от ста тысяч просто так не отказываются. Поэтому первое, что я сделал, когда вышел из тюрьмы, попытался освободиться от полицейского надзора. Долгое время мне это не удавалось. Я никак не мог попасть в примерные в глазах инспектора. Но тут кое–что произошло. Я нашел то, что искал. Прикрытие. Идеальное прикрытие.
– Лилиан?
– Точно, – подтвердил Кингсли. – И через три месяца после нашей свадьбы инспектор спустил меня с поводка. Потому что человека не держат под надзором, если он живет примерной жизнью с уважаемой женщиной.
– А Лита? Как же с Литой?
– Мы продолжали наши отношения. Сначала мы не могли встречаться, но, когда меня сняли с учета, мы арендовали эту халупу. Эрни платит за нее деньгами, которые мы ему даем…
– А если сюда заглянет владелец?
На мгновение Кингсли смутился, потом тихонько рассмеялся:
– Понимаю, что ты имеешь в виду. Лита сказала тебе, что это собственность Грогана. Ей пришлось так сказать. На самом деле это один из немногих домов в предместье, который ему не принадлежит.
– А табличка на парадной двери «Посторонним вход воспрещен»?
– С дома напротив. Я ее перевесил, когда Джин позвонил. Он выследил тебя на Эддисон. Вот я и проинструктировал Литу…
– Все сходится, – буркнул Кори. – Кроме одного. Я не могу понять, к чему все эти Литины уловки? То есть зачем посылать ее завлекать меня. Почему ты решил, что я на это клюну? Или точнее: с чего ты взял, что я знаю то, что тебя интересует?
– Мне Лита шепнула, – ответил Кингсли. – То есть она сообщила мне кое–что, после чего у меня и возникли подозрения. Она рассказала мне, что видела сегодня. Машина отъехала, а через час вернулась, а ты все еще был вместе с Гроганом. Вы совершили вместе целое путешествие. Не могли же вы битый час беседовать о погоде! Наверняка он открыл тебе то, что не счел возможным сказать вчера, когда Лита подслушивала наверху. Потому что Гроган тогда еще не был уверен, что может тебе доверять. Но сегодня ты почему–то стал не просто еще одним прихлебателем, ты – его дружбан. Гроган посадил тебя в свою элегантную испанскую машину. И не мне тебе говорить, что он не каждого туда допустит. Поэтому я сложил два и два и получил четыре, сказав себе, что Гроган ценит тебя достаточно высоко, чтобы выложить тебе все факты – сколько денег в банке и где этот банк запрятан.
– Кингсли, ты настоящий волшебник. – Кори изобразил искреннее изумление. – Я тебе это говорю на полном серьезе.
Мысленно он проверил карты, которые держал. Четыре карты – десятка, валет, дама и король. И сидел, выжидая и лелея надежду.
«Давай, – мысленно говорил он Кингсли, – давай же, сдай мне туз!»
Кингсли задумчиво пялился в пол. В это время послышались шаги и в комнату вошла Лита. Какое–то время они с Кингсли шептались в углу. Потом Кингсли сказал:
– Ладно, мы согласны. Ты проедешься со мной и Литой. Будешь показывать дорогу. Мы возьмем денежки, ты получишь свою долю на месте. Если попробуешь нас надуть, получишь вот это, – и вытащил из–под рубашки револьвер.
«Спасибо, ты хорошо сдал!» – про себя поблагодарил Кори.
– А мы с Джином? – спросил Эрни.
– А вы с Джином останетесь здесь, – сказал Кингсли.
– Чего ради?
– Когда обтяпываешь такое дельце, чем меньше народу, тем лучше.
– Что ты имеешь в виду?
– Меньше шансов на обман, – пояснил Кингсли.
– Я что–то не понял, – прорычал Эрни. – Мне кажется, мы должны…
– Опять начинаешь? – Лита сурово посмотрела на Эрни.
– Я только говорю…
– Ты больше ничего не скажешь, – оборвал его Кингсли. – Ты будешь делать, что тебе сказано. И без разговоров. Мне надоело твое чертово нытье! Я обдумываю важное дело, а ты стоишь тут и мелешь своим толстым языком. Да еще всякий вздор! Просто вздор!