– Что ты затеяла?
– Жду тебя.
– Ну?
Она выставила бедро, опершись на одну ногу:
– Хочу знать, где ты был.
– Позвони в справочную.
Она выпятила нижнюю губу и сказала:
– Ну–ка, слушай, ублюдок…
– Кругом люди, – напомнил он.
– Пошли они в задницу.
– Ну ладно, – согласился он. – Тогда скажем так: еще слишком рано.
– Не для меня, – объявила Милдред. – Для меня никогда не рано.
Она покрутила головой, оглядываясь вокруг, как он понял, в поисках молочной или какой–то другой бутылки, какого–нибудь тяжелого орудия.
– С этим покончено, – предупредил он. Она захлопала глазами:
– С чем покончено?
– С драками. С адскими побоищами. Со всем.
Милдред уставилась на него. На лице его было определенно написано, что все кончено, но она не поверила и, скривив губы, проговорила:
– Посмотрите–ка на него, сплошное спокойствие и порядочность. Кто водил тебя в церковь?
– Дело не в церкви.
– А в чем?
Он ничего не ответил.
Милдред шагнула к нему:
– Считаешь себя умником, да? Думаешь, будто чего–то добился? Так позволь мне сказать тебе пару вещей. Меня не так легко одурачить. У меня хорошее зрение, и я знаю, что происходит.
Она ткнула пальцем ему в грудь, потом толкнула обеими ладонями, принялась толкать снова, но он схватил ее за запястья и сказал:
– Перестань. Предупреждаю тебя, перестань.
– Пусти руки.
– Чтобы ты на меня бросилась?
– Я сказала – пусти. – Она попыталась освободиться. – Я тебе глаза выцарапаю. Физиономию разорву…
– Нет, не выйдет. – Непоколебимое смертельное спокойствие Кэссиди заставило Милдред прекратить борьбу, и, когда он выпустил ее руки, она не пошевелилась. – Я один раз сказал, – продолжал он, – ты услышала, вот и все. Разбегаемся.
– Слушай, Кэссиди…
– Нет. Говорить буду я. Слышишь? Я сказал: разбегаемся.
– Ты что, переезжаешь?
– В общем, да. Сегодня отработаю, приду на квартиру и соберу вещи.
– Вот так просто? – прищелкнула она пальцами.
– Вот так, – кивнул он.
Милдред долго не произносила ни слова. Только смотрела на него. Потом спокойно сказала:
– Ты вернешься.
– Думаешь? Сиди жди.
Она пропустила это мимо ушей:
– Чего ты хочешь, Кэссиди? Хочешь увидеть спектакль? Я должна разразиться слезами? Умолять тебя остаться? Упасть на колени? Чего тебе… – Она занесла кулак, секунду подержала его перед ним и уронила руку.
Он отвернулся, пошел было прочь, она метнулась за ним, схватила, повернула к себе.
– Прекрати, – сказал он. – Я сказал: это конец. Уже не починишь.
– Будь ты проклят, – прошипела она. – Разве я говорю, что хочу починить? Я хочу только…
– Чего? Чего?
– Я хочу, чтобы ты все выложил. Кто она?
– Дело не в этом.
– Врешь. – Милдред взмахнула рукой и в полную силу хлестнула его по лицу. – Врешь, погань. – Ударила еще раз, другой рукой вцепилась в рубашку, придержала, ударила в третий раз и провизжала: – Ублюдок поганый!
Он потер щеку и пробормотал:
– Люди смотрят.
– Пускай смотрят! – завопила она. – Пускай хорошенько посмотрят. – Бросила горящий взгляд на стоявших вокруг зевак и крикнула им: – Черт с вами!
Дородная женщина средних лет проговорила:
– Какой стыд! И позор.
– На себя посмотри, – ответила Милдред женщине, потом повернулась к Кэссиди. – Дело, конечно, во мне. Я бездельничаю. У меня дурные манеры, у меня дурное происхождение. Я просто хамка, юбка. Но у меня все равно есть права. Я знаю, что у меня есть свои права. – Она налетела на Кэссиди, вцепилась обеими руками в волосы, оттянула назад голову и прокричала: – Я имею право знать! И ты мне скажешь. Кто эта женщина?
Кэссиди схватил ее за руки, высвободился, отступил назад и сказал:
– Хорошо. Ее зовут Дорис.
– Дорис? – Она посмотрела по сторонам, потом перевела взгляд на Кэссиди. – Это ничтожество? Костлявая пьянчужка? – Глаза ее затуманились. – Господи Иисусе, так вот это кто. Это моя соперница?
Кэссиди умолял себя не ударить ее. Он знал: если ударить ее сейчас, можно все испортить. Крепко закусил губу и сказал:
– Я понял, что хочу жениться на Дорис. Дашь развод?
Милдред по–прежнему смотрела на него во все глаза.
– Дашь развод? – повторил он. – Отвечай.
И она ответила. Рванулась к нему и плюнула в лицо. Пока слюна стекала по щеке, он увидел, как Милдред поворачивается и уходит. Услышал, как люди переговариваются, кое–кто смеется, а один мужчина сказал: